Александр Блок в воспоминаниях современиков

невероятно смешно это слышать из его уст. С серьезным,

важным видом он говорил общие места, острил, по при­

меру «испытанных остряков», но, несмотря на смелый

тон, Блок умел оставаться на грани учтивости. Он как-то

едва уловимо отмечал в своей собеседнице даму. Это

455

не значит, что мы были кавалером и дамой в общепринятом

смысле: ни тени увлечения ни с той, ни с другой сторо­

ны. Я даже как-то выразила удивление по поводу того,

что не могу им увлечься, и получила довольно дерзкий

ответ: «Я тоже никак бы не мог в вас влюбиться».

Я рассмеялась, потому что эта фраза была произнесена

таким тоном, в котором слышалось: «И не дожидайтесь,

сударыня». То же самое, но в более мягкой форме ска­

зал Блок обо мне Волоховой на ее вопрос: неужели ни­

когда никакого более сильного чувства, чем дружба и

юмор, не могло бы появиться у него ко мне. «Валентина

Петровна пленительна, а я не мог бы увлечься ею». Мне

кажется, что благодаря отсутствию увлечения-флирта

нам и было так особенно легко в весело вместе. Блок

видел во мне даму, с которой он мог блуждать по лаби­

ринту шуток, где-то в отражении. Это была та же воз­

душная карусель, только без влюбленности.

Мы доигрывали в театре свои роли в постановках

Мейерхольда, а репетировали на квартире Мунт пьесы

для гастролей: Мейерхольд и второй режиссер Унгерн

предпринимал поездку по западным и южным городам.

Всеволод Эмильевич пригласил Любовь Дмитриевну Блок

на роль Клитемнестры в «Электре» Гофмансталя. Она с ра­

достью дала согласие и стала посещать репетиции. Лю­

бовь Дмитриевна раньше была уже на драматических

курсах Читау, а в этом сезоне усиленно занималась по­

становкой голоса, декламацией и танцами. В ней дремал

громадный стихийный темперамент. Блок знал это, и

ему сделалось страшно, когда она захотела пойти своей

дорогой 48. Его муза вспомнила о ней. Он написал чу­

деснейшее стихотворение:

О доблестях, о подвигах, о славе

Я забывал на горестной земле,

Когда твое лицо в простой оправе

Передо мной сияло на столе.

К сожалению, оно огорчило Любу: в нем была обидная

неправда:

Но час настал, и ты ушла из дому,

Я бросил в ночь заветное кольцо.

Кольцо бросил поэт раньше, когда взор его обратился

в сторону Незнакомки, а затем Волоховой.

H. Н. Волохова мне говорила, что Блок хотел ехать

с нашей труппой, чтобы не расставаться с ней. Н. Н.

456

тогда запротестовала, находя, что это недостойно его —

ездить за актерами, а также сама не хотела показывать¬

ся в будничной обстановке между репетициями и спек­

таклями, когда приходится возиться с тряпками и утю­

гом. Она хотела уберечь его от вульгарного. Наталья

Николаевна говорила мне, что сказала Блоку нарочно

в очень резкой форме. Она слишком уважала поэта для

того, чтобы позволить ему унижаться. Однако он не по­

нял ее и обиделся — это была их первая размолвка.

В поездке Волохова постоянно получала от него письма

в синих конвертах. К сожалению, все они сгорели вместе

с портретами поэта в доме родственников H. Н. в ее от­

сутствие. Уцелела только подаренная ей книга «Земля

в снегу» — с надписью:

Наталии Николаевне

Волоховой.

Позвольте поднести Вам

эту книгу — очень несовершенную,

тяжелую и сомнительную для меня.

Что в ней правда и что ложь,

покажет только будущее. Я знаю

только, что она неслучайна, и то, что

в ней неслучайно, люблю.

Александр Блок.

3 ноября 1908 г.

СПб.

В письмах было много лирики и милой заботливости

о ее здоровье. Она как раз писала ему, что устает, а он

жалел ее, негодуя на обстоятельства и людей. Последняя

переписка отразилась в некоторых из его стихотворений,

например, в следующих строчках:

И в комнате моей белеет утро.

Оно на всем: на книгах и столах,

И на постели, и на мягком кресле,

И на письме трагической актрисы:

«Я вся усталая. Я вся больная.

Цветы меня не радуют. Пишите...

Простите и сожгите этот бред...»

И томные слова... И длинный почерк

Усталый, как ее усталый шлейф,

И томностью пылающие буквы,

Как яркий камень в черных волосах 49.

457

На четвертой неделе Великого поста некоторые из

наших товарищей поехали в Москву, в числе их были

и мы с Волоховой. Блок не выдержал и явился тоже в

Москву. H. Н. получила от него письмо с посыльным.

Поэт умолял ее придти повидаться с ним. Они встрети­

лись и говорили долго и напрасно. Он о своей л ю б в и , —

она опять о невозможности отвечать на его чувство, и на

этот раз также ничего не было разрешено. Об этой встре­

че говорится в стихотворении:

Я помню длительные муки...

И утро длилось, длилось, длилось,

И праздный тяготил вопрос,

И ничего не разрешилось

Весенним ливнем бурных слез 50.

Теперь поэт был еще больше раздосадован: между

ним и Волоховой появилась даже некоторая враждеб­

ность. Мы уехали с Натальей Николаевной в Херсон, где

должна была опять собраться вся наша труппа. Поездка

продолжалась еще месяца полтора.

Александр Александрович ждал Волохову с нетерпе­

нием в Петербурге. Но когда, по окончании мейерхоль-

довских гастролей, она явилась туда, он ясно увидел,

что H. Н. приехала не для него, и отошел от нее окон­

чательно 51. Впоследствии Блок отзывался о Волоховой

с раздражением и некоторое время почти ненавидел ее.