Александр Блок в воспоминаниях современиков

смеяться первые. Таким образом, все обошлось благопо­

лучно. Когда мы вышли из ресторана, оказалось, что

выпал снег — это было в ноябре. Мы поехали на концерт

в карете в бальных туфлях, без ботиков, теперь стояли

и ждали у подъезда, пока наши кавалеры достанут из­

возчиков. В память этого вечера и первого снега Горо­

децкий написал три стихотворения о нас трех. В стихо­

творении «Аленькая», относящемся ко мне, есть не­

сколько строк о Блоке.

Алая, на беленьком не майся ты снежку,

Пробирайся к кожаному красному возку,

Вон того, веселого в сукне да в соболях,

Живо перегоним мы в дороге на полях,

Чтоб его подруга застыдила — ахти-ах.

Мы часто читали в концертах стихи вместе с нашими

друзьями-поэтами. Был случай, когда друг Сомова,

князь Эристов, пригласил нас участвовать в одном бла-

453

готворительном вечере. (Это было еще в первом сезо­

не.) Мы охотно согласились и приехали все вместе: Блок,

Городецкий, Ауслендер, Волохова, Иванова, Мунт а я.

Это был барский дом, не помню, на какой улице. Высту­

пали мы в зале без эстрады. Народу было довольно мно­

го, насколько позволяло помещение. Между прочим, ока­

залось, что других выступающих, кроме нас, нет. Мы

добросовестно прочли и стали собираться уезжать. Нас

усиленно приглашали остаться ужинать, и лица устрои­

телей выразили разочарование, когда мы наотрез отка­

зались от такой чести. Мы поняли, что великосветское

общество устроило вечер с «декадентами»; с нами хотели

познакомиться из любопытства.

На Рождество нам предстояло играть по два раза

в день почти ежедневно, остался только Сочельник, когда

не было спектакля, и этот вечер мы провели на Галер­

ной. Нас было немного: H. Н. Волохова, моя сестра, и

потом пришел Евгений Павлович Иванов, который по­

стоянно бывал у Блоков. Евгения Павловича я принима­

ла как должное, но разговоров их почти не понимала.

Они говорили с Александром Александровичем на эзо­

терическом языке. Юмор Евгения Павловича совершенно

ускользал от меня. Только впоследствии, когда я позна­

комилась с ним близко, я сумела оценить его.

Мы сидели за чайным столом и ели традиционные

орехи с синим изюмом. Отлично помню, что говорили все

время о Лермонтове и Пушкине. У Блоков эта тема час­

то появлялась в наших разговорах. Александр Алексан­

дрович сам постоянно заводил о них речь. Кажется,

Лермонтов был ему всего ближе. Тот Лермонтов, кото­

рого любишь в детстве, уже перестал пленять меня,

а мрачная красота поэзии настоящего Лермонтова в ту

пору меня пугала. Я предпочитала Пушкина. Александр

Александрович, чтобы поддразнить меня, говорил: «Если

бы Лермонтов жил теперь среди нас, с вами, Валентина

Петровна, он наверное бы ссорился, у него ведь был

мрачный характер». На задорный тон Блока я отвечала,

что меня это нисколько не трогает. Пусть Лермонтов

гениален, все же он юнкер в маске Чайльд-Гарольда.

Блок в долгу не остался. «А ваш Пушкин пыхтел, как

самовар, когда т а н ц е в а л » , — отчеканил он, чуть-чуть

прищурившись. На это я сказала, что о нем говорил так

его враг, и мало ли что можно рассказать о человеке

после того, как он умер. «Еще неизвестно, что будут

454

говорить о вас». Александр Александрович поднял квер­

ху подбородок и с юмористическим огоньком в глазах

спросил важным тоном: «Разве я Лермонтов, Валентина

Петровна?» На это я ответила, что для меня он выше

Лермонтова. Он рассмеялся, и на этом мы примирились,

но разговор в юмористическом духе не продолжался.

Помню, как мы много говорили о Пушкине, сожалея

о том, что он жил в холодном обществе, среди предрас­

судков: нам казалось, что мы сберегли бы его. Никто из

нас не предчувствовал, что ранняя смерть унесет и

Блока.

После чая перешли в кабинет и занялись рассматри­

ванием старинных журналов. В какой-то момент Алек­

сандр Александрович сделал мне знак следовать за ним

и вышел. С самым серьезным видом он выдвинул стол

из столовой и, пододвинув его к двери кабинета, забар­

рикадировал ее. На стол водрузил маленький столик и

стулья. Затем подсунул под низ французскую булку,

сказав мимоходом: «Чтобы они не умерли с голоду».

После этого мы отправились в комнату Любы. Блок на­

дел на себя белую кружевную мантилью, взял в руки

ручное зеркальце и сел в кокетливой позе, положив одну

ногу на колено. Я встала на окно за занавески. Через

некоторое время мы услышали грохот рухнувшей барри­

кады и смех. Пленники направились к нашей двери. Она

оказалась запертой. Мы слышали, как они шептались за

дверью и что-то громоздили. Через несколько секунд я

увидела через стекло над дверью лицо Наташи Волохо-

вой. Она сказала стоявшим внизу: «Где же она? Тут

только какая-то испанка с зеркальцем». Тогда полезли

и остальные смотреть на испанку. Мне было видно лицо

Блока в профиль, полузакрытое белым кружевом, с опу­

щенными ресницами и отчаянно веселым улыбающимся

ртом. Я прыгнула с подоконника на пол. Все, бывшие за

дверью, отпрянули от неожиданности. Александр Алек­

сандрович сбросил мантилью и открыл передо мною га­

лантно дверь с какой-то нестерпимо банальной любез­

ностью. В этот вечер он изображал «господина в котел­

ке», нанизывал одну «общую» фразу на другую, и было