Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

ко минут мы оказались рядом, Блок сказал по его

адресу:

— Да, уж...

Это все, что заслужил от него злополучный про­

винциал.

423

«БАЛАГАНЧИК». ВЕЧЕР БУМАЖНЫХ ДАМ

Идеальной постановкой малень­

кой феерии «Балаганчик» я обязан

Всеволоду Эмильевичу Мейерхольду,

его труппе, художнику Сапунову и

М. А. Кузмину.

Блок

Благословенный час театров и

концертов — это час их праздника.

И все окружающее их в этот час —

это убранство праздника.

П. Муратов. Образы Италии

В период до постановки «Балаганчика» 21 спектакли,

концерты, литературные журфиксы, ночные беседы у Бло­

ков продолжались. Мы приближались к настроениям

«Снежной маски». Подошли к постановке «Балаганчика»,

который был написан для предполагаемого театра-журна­

ла «Факелы» и Мейерхольду сразу стал желанным. Впол­

не понятно, что при первой возможности он предложил

пьесу театру Коммиссаржевской. Как раз Вере Федоров­

не необходимо было отдохнуть, она играла почти еже­

дневно, и предложение было принято. Решили ставить

«Балаганчик» Блока вместе с «Чудом святого Антония».

Роли в первой пьесе распределились так: Коломбина —

Русьева, Пьеро — Мейерхольд, Арлекин — Голубев. Пер­

вая пара влюбленных — Мунт и Таиров. Вторая пара

влюбленных (вихрь плащей) — Веригина и Бецкий 22.

(Мейерхольд сказал, что Блок сам назначил мне роль

«черной маски».) Третья пара влюбленных — Волохова и

Горенский. Мистики — Гибшман, Лебединский, Жабров-

ский, Захаров. Председатель — Грузинский, Паяц —

Шаров, Автор — Феона.

Я уже говорила, что Мейерхольд, во многом противо­

положный Блоку, за какой-то чертой творчества прибли­

жался к нему. Это была грань, за которой режиссер

оставлял быт, грубую театральность, все обычное сего­

дняшнего и вчерашнего дня и погружался в музыкальную

сферу иронии, где, в период «Балаганчика», витал поэт,

откуда он смотрел на мир. Фантазия Мейерхольда наде­

ла очки, приближающие его зрение к поэтическому зре­

нию Блока, и он увидел, что написал поэт 23.

Воплотить такую отвлеченную, ажурную пьесу, при­

вести на сцену, где все материально, казалось просто не-

424

возможным, однако режиссер нашел для нее сразу нуж­

ную сценическую форму. Без лишних разговоров, без

особого разбора текста (если не считать пояснений

Г. И. Чулкова, которые были только литературными 24),

режиссер приступил к репетициям. Особым приемом,

свойственным только ему, главным образом чарами актер­

ского дирижера, он сумел заставить звучать свой оркестр,

как ему было нужно. Истинное лицо поэта Блока через

режиссера было воспринято актерами. Мейерхольд сам

совершенно замечательно, синтетично играл Пьеро, дово­

дя роль до жуткой серьезности и подлинности.

H. Н. Сапунов построил на сцене маленький театрик

с традиционным, поднимающимся кверху занавесом. При

поднятии его зрители видели в глубине сцены посередине

окно. Параллельно рампе стоял стол, покрытый черным

сукном, за столом сидели «мистики», в центре председа­

тель. Они помещались за черными картонными сюртуками.

Из манжет виднелись кисти рук, из воротничков тор­

чали головы. Мистики говорили неодинаково — одни при­

тушенным звуком, другие — почти звонко. Они прислу­

шивались к неведомому, к жуткому, но желанному при­

ближению. Когда В. Э. Мейерхольд репетировал с нами

за столом, он читал за некоторых сам, причем всегда

закрывая глаза. Он делал это невольно и прислушивался

к чему-то невидимому, таким образом сосредоточивался.

Эта сосредоточенность и творческий трепет режиссера

помогали актерам в работе, совершенно новой и трудной

для многих.

Художник Н. Н. Сапунов и М. А. Кузмин, написав­

ший музыку, помогли в значительной мере очарованию

«Балаганчика», который был исключительным, каким-то

магическим спектаклем.

«Балаганчик» шел с десяти репетиций и зазвучал

сразу. Невозможно передать то волнение, которое охватило

нас, актеров, во время генеральной репетиции и особенно

на первом представлении. Когда мы надели полумаски,

когда зазвучала музыка, обаятельная, вводящая в «оча­

рованный круг» 25, что-то случилось такое, что застави­

ло каждого отрешиться от своей сущности. Маски сдела­

ли всё необычным и чудесным. Даже за кулисами перед

выходом мы разговаривали по-иному. Я помню момент

перед началом действия во время первого спектакля.

Я стояла и ждала музыки своего выхода с особым трепе­

том. Мой кавалер Бецкий и его двойник тихо расхаживали

425

поодаль, кутаясь в плащи. Я почувствовала, что кто-

то стоит у моего плеча, и обернулась. Это была белая фи­

гура Пьеро. Мне вдруг стало тревожно и неприятно:

«Что, если он скажет что-нибудь обычное, свое, пошутит

и разрушит очарование», но я тотчас же устыдилась

мелькнувшей мысли: глаза Пьеро смотрели через прорезь

маски по-иному. Он молчал. Ведь мы находились в таин­

ственном мире поэзии Блока. Мейерхольд, по-видимому,

в этот момент ощущал это больше всех.

Послышался шепот: «Бакст п о ш е л » , — это означало,

что подняли первый занавес, расписанный Бакстом.

Представление началось. В зрительном зале чувствова­

лась напряженная тишина. Тянулись невидимые нити от

нас в публику и оттуда к нам. Музыка волновала и, как