Однако и здесь за плечом строгого поэта был его ве
селый двойник, реальный для меня — красной маски, те
перь, как никогда в другое время. Казалось бы, что Бло
ку не до шуток: как раз на вечере «бумажных дам»
лиловая маска H. Н. Волохова окончательно покорила
его. Он сказал об этом сам:
Из очей ее крылатых
Светит мгла.
Трехвенечная тиара
Вкруг чела.
Золотистый уголь в сердце
Mнe возжгла.
От загоревшегося чувства поэт стал трепетным и
серьезным, однако, повторяю, я совершенно ясно почув
ствовала, что веселый двойник был тут же. Помню
момент в столовой: живописная группа наряженных жен-
428
щин в разноцветных костюмах и мужчин в черном. Поэ
ты читали стихи, сидя за столом. Строгая на вид лило
вая маска, рядом с ней поэт Блок. В глазах Волоховой
блестел
дремала «тихая змея» 28. H. Н., по-видимому, прониклась
ролью таинственной бумажной дамы. Когда я увидела
эту торжественную группу, мне вдруг захотелось нару
шить ее вдохновенную серьезность. Из всех присутствую
щих я выбрала Блока и обратилась со своим весельем
именно к нему, хотя повторяю — казалось бы, момент
был совершенно не подходящий. Я сделала это инстинк
тивно, почувствовала за пафосом его влюбленности без
заботную веселость юности.
Действительно, Александр Александрович сейчас же
отозвался на мой юмор. Выражение лица у него стало
задорным, он развеселился и с этого момента в продол
жение всего вечера двоился: поэт трепетал и склонялся
перед лиловой дамой, а его двойник говорил вдохновен
ный вздор с красной маской.
В болтовне и шалостях, самых забавных, также моим
партнером бывал Сергей Городецкий, у которого оказы
вался совершенно неистощимый запас дурачеств. Мы,
его «другини», как он сам окрестил Иванову, Волохову,
Мунт, Л. Д. Блок и меня, очень радовались, когда его
высокая фигура появлялась среди нас.
На том же вечере в первый раз мы встретились с мо
лодым писателем Сергеем Ауслендером.
Через некоторое время из столовой мы перешли опять
в комнату, освещенную фонариками. Там на диване си
дела Любовь Дмитриевна и рядом с ней, кажется,
Г. И. Чулков. Ее фигура в легком розовом платье из ле
пестков тонкой бумаги не казалась крупной в углу ди
вана. Легким движением красивой руки она гладила край
оборки. Глаза были опущены. Мне показалось странным
выражение ее лица, оно не было детским или лукаво муд
рым, как обычно, а какое-то непонятное для меня. Когда
вошли И. Н. Волохова и Блок, она выпрямилась и замер
ла на некоторое мгновение. Волохова опустилась в крес
ло недалеко от дивана. Любовь Дмитриевна встала, сня
ла со своей шеи бусы и надела их на лиловую маску. Ни
в той, ни в другой не было женского отношения друг к
другу. Как раз Блок очень разграничивал женское и жен
ственное, причем первое ненавидел.
429
Так после постановки «Балаганчика», с вечера бу
мажных дам, мы вступили в волшебный круг игры, в
котором закружилась наша юность.
«СНЕЖНАЯ ДЕВА». «В УГЛУ ДИВАНА»
Но сердце Снежной Девы немо
И никогда не примет меч,
Чтобы ремень стального шлема
Рукою страстною рассечь.
Центром этого круга была блоковская Снежная Дева,
она жила не только в H. Н. Волоховой, но в такой
же мере и во всех нас. Не один Блок был «серебром ее
веселий оглушен, на воздушной карусели закружен,
легкой брагой снежных хмелей напоен» 29, но также Го
родецкий, Мейерхольд, Ауслендер и другие. Той же
Снежной Девой была Вера Иванова с сияющими голубы
ми глазами. Именно у нее был «синий, синий взор», и у
ее шлейфа, тоже «забрызганного звездами», склонялся
поэт Городецкий. Правда, он не был ею смирен — он
оставался таким же буйным и радостным в ее присут
ствии, однако снежный хмель бродил и в его голове.
Художник Миллер-Норден написал несколько портре
тов В. В. Ивановой, когда она была шестнадцатилетней
девушкой. «Portrait blanc» *, находившийся прежде в
петербургской Академии художеств, очень точно переда
ет ее — девушка в белом платье со странным взором из-
под длинных ресниц.
Сергей Ауслендер — Валентин мисс Белинды 30 — еще
менее реальными цепями был прикован к шлейфу своей
«дамы» — то был только «луч, протянутый от сердца» 31.
Мейерхольд, также завороженный и окруженный мас
ками, бывал созвучен блоковскому хороводу и, как все
мы, жил двойной жизнью: одной — реальной, другой —
в серебре блоковских метелей. Тут ничего не было на
стоящего — ни надрыва, ни тоски, ни ревности, ни стра
ха, лишь беззаботное кружение масок на белом снегу под
темным звездным небом.
Звездный купол сиял над нами даже тогда, когда мы
сидели в квартире Блоков или перед камином у В. В. Ива
новой. У нее мы стали собираться по субботам тесной
* Белый портрет (
430
компанией, причем у нас был уговор не приходить в буд
ничных платьях, а непременно в лучших вечерних наря
дах, чтобы чувствовать себя празднично. В эти вечера
темы наших разговоров менялись много раз, менялось и
настроение: то мы тихо сидели все вместе на одном из
длинных диванов или группами, то затевали какие-нибудь
шалости.
В один из вечеров особенно дурачились Мейерхольд и
Городецкий. Чрезвычайно ясно остались в памяти неко