Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

что он поверил до конца в звезду и явленную комету, и

вдруг оказалось, что ее не было, тогда он дошел до край­

ности, осыпая ее незаслуженными упреками. Любовь

Дмитриевна в свое время, вероятно, также порой тяго­

тилась своей обреченностью Прекрасной Дамы, потому

что она вначале любила Александра Александровича

обычной земной любовью. Она осталась с ним до конца

благодаря тому, что была очень сильная, а он нуждался

в ней больше, чем в ком-либо. «Люба мудрая, Люба

знает». А она, разумеется, верила, что он знает больше

всех, что его речи являются известного рода «открове­

нием». Отсюда и смирение Любови Дмитриевны. Но об

этом дальше, а теперь снова возвращаюсь к Волоховой.

Она гуляла и каталась с Блоком по улицам Петербур­

га, влюбленная в его мглу и огни 33. Между ними шел

неустанный спор, от которого он мучился, она иногда

уставала. Однажды я сказала H. Н. полушутя, что впо­

следствии почитатели поэта будут порицать ее за холод­

ность, как негодую, например, я на Амалию, что из-за

нее страдал Гейне. H. Н. рассмеялась над моими словами

и сказала мне, что иногда она не верит в подлинные

страдания Блока: может быть, это только литература.

А над Любовью Дмитриевной взвился «костер высо­

кий». Однажды она приехала к Волоховой и прямо спро­

сила, может ли, хочет ли H. Н. принять Блока на всю

жизнь, принять поэта с его высокой миссией, как это

сделала она, его Прекрасная Дама. Наталья Николаевна

говорила мне, что Любовь Дмитриевна была в эту ми­

нуту проста и трагична, строга и покорна судьбе. Ее

мудрые глаза видели, кто был ее мужем, поэтому для

нее так непонятно было отношение другой женщины, це­

нившей его недостаточно. Волохова ответила: «Нет».

Так же просто и откровенно она сказала, что ей мешает

любить его любовью настоящей еще живое чувство к

другому, но отказаться сейчас от Блока совсем она не

может... Слишком было упоительно и радостно духовное

общение с поэтом.

436

ВОЗДУШНАЯ КАРУСЕЛЬ

Серебром моих веселий

Оглушу,

На воздушной карусели

Закружу...

Блок

С Таврической от Вячеслава Иванова и с Васильев­

ского острова от Сологуба мы шли обычно б ольшую

часть дороги пешком. Блок, Ауслендер, Мейерхольд и

Городецкий провожали четырех дам — Волохову, Ивано­

ву, Мунт и меня (мы жили в районе Офицерской). Мне

вспоминается, как далекая картина, видение — одно из

таких возвращений. Было тихо и снежно. Мы шли по

призрачному городу, через каналы, по фантастическим

мостам Северной Венеции и, верно, сами казались при­

зраками, походили на венецианских баутт 34 прошлого.

Наша жизнь того периода также проходила в некоем

нереальном плане — в игре. После «Балаганчика», на ве­

чере бумажных дам, маски сделали нашу встречу чудес­

ной, и мы не вышли из магического круга два зимних

сезона, пока не расстались. Незабываемые пляски среди

метелей под «песни вьюги легковейной», в «среброснеж-

ных чертогах». Высокая фигура Сергея Городецкого,

крутящаяся в снежной мгле, силуэт Блока, этот врезан­

ный в снежную мглу профиль поэта, снежный иней на

меховой шапке над строгой бровью, перебеги в снегу,

звуки «струнных женских голосов» (слова Блока), звезд­

ные очи Волоховой, голубые сияющие — Веры Ивановой.

Так часто блуждали мы по улицам снежного города,

новые северные баутты, а северный поэт из этих снеж­

ных кружений тайно сплетал вязь... «То стихов его плен­

ная вязь». Всюду мы были вместе в своем тесном, близ­

ком кругу, и, где бы ни появлялись, наше оживление пере­

давалось другим: на литературных журфиксах, на концер­

тах, в театре. Многие врывались на миг в этот блоковский

круг, но быстро ускользали, и в нем оставались только

самые близкие, спаянные одинаковыми настроениями.

Все театральные события, казавшиеся важными в

свое время, потускнели в моей памяти. Игра в театре,

которую я так любила, кажется мне теперь далеко не

такой волнующей и яркой, как та игра масок в блоков-

ском кругу. Правда, что уже в ту пору я не смотрела

на наши встречи, собрания и прогулки, как на простые

437

развлечения. Несомненно, и другие чувствовали значи­

тельность и творческую ценность всего этого, однако мы

не догадывались, что чары поэзии Блока почти лишили

всех нас своей реальной сущности, превратив в север­

ных б а у т т , — «Я какие хочешь сказки расскажу и какие

хочешь маски приведу».

Вот еще возвращение с Васильевского острова от Со­

логуба. Мы шли вчетвером: Волохова, Блок, я и приват-

доцент Аничков, который в этот вечер, очевидно, был за­

тронут бауттами. Блок был в ударе: говорил свои очаро­

вательные, смешные слова без конца. Он шел рядом

с H. Н. Волоховой и перебрасывался фразами со мной,

шедшей немного впереди. Я отвечала вполуоборот и, не

видя его лица, только слыша короткие, задорные смешки.

Перешли Неву и где-то расстались с Аничковым. После

его ухода стали говорить о «Снежной маске» — о рыцаре

с темными цепями на стальных руках. «Я вам покажу

его, он на Зимнем дворце. Я смотрел на него, когда хо­

дил в у н и в е р с и т е т » , — сказал Александр Александрович 35.

После этого вечера я была много занята. В театре

начали ставить «Комедию любви». Свангильд играла

Вера Федоровна Коммиссаржевская, с ней в очередь

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии