Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

должны были играть Е. М. Мунт и я. Екатерина Михай­

ловна заболела и не играла этой роли. Когда я выступа­

ла в роли Свангильд в первый раз, в театр пришли наши

друзья, поэты и художники. После третьего действия,

уходя со сцены, за кулисами я встретила Александра

Александровича и Н. Н. Волохову. Они ждали меня — она

с букетом белых роз, а Блок — с книгой стихов. Он поднес

мне «Нечаянную Радость» со словами:

— Дарю вам отчаянную гадость.

На книге была надпись: «Белой лебеди Свангильд —

Валентине Петровне Веригиной. Александр Блок».

На другой день наступило 10 февраля — мои имени­

ны. Мы с Екатериной Михайловной переехали к тому

времени на Торговую. Мунт уже поправилась от воспа­

ления легких, но еще не выходила. Городецкий, Ивано­

ва, Ауслендер, Пронин, Сапунов и другие явились с по­

здравлениями. Александр Александрович и Наталия Ни­

колаевна приехали поздно. Они были в нашем театре на

первом представлении «Свадьбы Зобеиды». В пьесе ни я,

ни Волохова не участвовали. По дороге Блок и Наташа

сочиняли стихи, подражая «Менаде» Вячеслава Иванова.

Явились они оба веселые, возбужденные, принесли мо-

438

розный воздух, смех, звук металлических голосов. Сейчас

же стали декламировать только что сочиненное стихо­

творение:

Мы пойдем на «Зобеиду»,

Верно дрянь, верно дрянь.

Но уйдем мы без обиды,

Словно лань, словно лань.

Мы поедем в Сестрорецкий

Вчетвером, вчетвером,

Если будет Городецкий —

Вшестером, вшестером.

Тут упоминается Сестрорецкий вокзал, избранный на­

ми для прогулок по милости Блока: он любил туда ез­

дить по вечерам весной совершенно один, в одиночестве

пить терпкое красное вино. Там ему чудилась «Незна­

комка»: 36

И каждый вечер друг единственный

В моем стакане отражен,

И влагой терпкой и таинственной,

Как я, смирен и оглушен...

Однажды Блок и нам предложил туда поехать. Слу­

чилось это в первый раз в конце января. Из Москвы при­

ехал наш друг Н. П. Бычков и пришел к нам на спек­

такль. Кажется, шел «Балаганчик», на котором Алек¬

сандр Александрович всегда бывал. Оба встретились в

антракте в нашей уборной. Тут и было решено, что пос­

ле спектакля Блок, Волохова, я и Бычков поедем в гости

к «Незнакомке». Мы взяли финских лошадок, запряжен­

ных в крошечные санки. Нам захотелось ехать без куче­

ров, чтобы мужчины правили сами. Мы отправились

туда, где блуждала блоковская Незнакомка, в туман,

мимо тихой замерзшей реки, мимо миражных мачт.

Эта зимняя поездка с Волоховой отразилась, как я

уже говорила выше, в стихах Блока:

Но для меня неразделимы

С тобою ночь и мгла реки,

И застывающие дымы,

И рифм веселых огоньки...

Или:

И, снежные брызги влача за собой,

Мы летим в миллион бездн,

Ты смотришь вое той же пленной душой

В купол все тот же — звездный...

И смотришь в печали,

И снег синей...

Темные дали

439

И блистательный бег саней...

Вышина. Глубина. Снеговая тишь.

И ты молчишь.

И в душе твоей безнадежной

Та же легкая, пленная грусть...

И теперь, когда читаю эти строки, встают в моей па­

мяти ночная поездка на Сестрорецкий вокзал в «снего­

вой тиши». Впереди в маленьких санках две стройные

фигуры: поэта и Н. Н. Волоховой — с пленной грустью

в безнадежной душе, наш приезд на скромно освещенный

вокзал. Купол звездный отходит, печаль покидает Воло-

хову — ею овладевает Снежная Дева.

Здесь мы все баутты. Мы смеемся, пьем рислинг, де­

лаемся легкими. Тут не поэт перед нами, а его двойник,

предводитель снежных масок. Мы говорим опять вдохно¬

венный вздор, насыщенный чем-то неизъяснимо чару­

ющим. Это обворожительный юмор Блока, юмор, тая­

щийся за словами, в полуулыбке, в металле голоса. Во­

плотившаяся в Волоховой Незнакомка сидит тут рядом,

только у нее очи не «синие бездонные», у нее «черные

глаза, неизбежные глаза». Запрыгали огоньки веселья,

и опять «позвякивали миги».

И звенела влага в сердце...

И дразнил зеленый зайчик

В догоревшем хрустале.

Нам всем так понравилась эта поездка, что скоро мы

ее повторили опять по инициативе Блока. Н. П. <Быч­

ков> уехал уже в Москву, и с нами ездил Ауслендер,

один из постоянных участников наших собраний.

«ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕКА»

Своеобразность выражения — это

начало и конец всякого искусства.

Гете

Как часто силой мысли в краткий час

Я жил века, и жизнию иной,

И о земле позабывал.

Лермонтов

Последней постановкой сезона была пьеса Леонида

Андреева «Жизнь Человека», в которой Мейерхольд

одержал решительную победу. Между прочим, постанов-

440

ка произвела потрясающее впечатление на Блока, он

приходил почти на каждый спектакль и большей частью

смотрел из-за кулис. Ему особенно нравилось находить­

ся у самой декорации. Кулис обычных не было: темные

провалы, которые казались бесконечными, колонны, ме­

бель в пятнах электрического освещения. Освещенный

диван, стол, стулья или кровать, а кругом безграничный

мрак. Блок говорил, что тут он ощущает себя «в сфе­

рах». Эту постановку Мейерхольда Александр Александ­

рович очень хвалил. Об авторе он говорил Наталье Ни­

колаевне: «Андреев глупее, чем его мысли, он сам не по­

нимает, как он бывает громаден временами».

Режиссер исходил из ремарки автора: «Все как во

сне», и впечатление сна действительно получалось. Воз­