Александр Блок в воспоминаниях современников

всех, так или иначе к нему прикосновенных. Помню,

В. С. Миролюбов, в то время редактор «Журнала для

всех», исповедуя меня, по своей привычке, как начинаю­

щего автора, первый удовлетворил моей любознательно­

сти, сообщив мне, что А. А. «высок, широкоплеч, кре­

пок здоровьем, женат и видимо счастлив». Вл. Пяст

отзывался о Блоке в выражениях восторженных, но

недостаточно определенных: преобладали эпитеты «пре­

красный» и «божественный». Поэт А. А. Кондратьев,

человек терпеливый, общительный и изысканно-любез­

ный, рисовал более точные образы: помнится, он срав­

нивал очертания лица Блока с профилями на древних

монетах, изображающих диадохов — преемников Алек­

сандра Великого. С. Городецкий давал порывистые репли­

ки, не будучи в силах сосредоточиться хотя бы на

секунду, но именно он познакомил меня впоследст­

вии с А. А.

Просматривая свой «архив» за 1905—1906 годы, я на­

хожу следы пережитых волнений. Дружеские приглаше­

ния поэтов неизменно сопровождаются упоминаниями о

Блоке — и упоминаниями неутешительными. «Хотя Блок

у меня завтра не будет, зайдите ко мне»; «Блока не бу­

дет — он всецело поглощен экзаменами» и т. п. И, нако­

нец, записка от Городецкого: «Будет Блок и еще несколь­

ко человек».

Поздней весною 1906 года, к вечеру светлого воскрес­

ного дня, приехал я в Лесной, на дачу к С. Городецкому

(Новосильцовская ул., 5). Из собравшихся помню, кроме

хозяев, А. М. Ремизова, К. А. Эрберга, П. П. Потемкина.

Едва уселись за стол на балконе, как появился запоздав­

ший несколько А. А. Первое впечатление — необычайной

светлости и твердости — осталось навсегда и в течение

долгого, немеркнущего весеннего петербургского дня

пополнилось новыми, радостными впечатлениями. Таким,

конечно, должен был быть А. А.; таким только и мог он

быть...

9

Описывать чью бы то ни было наружность — трудная

задача; описать наружность Блока — труд ответственный

и, чувствую, для меня непосильный. Между тем с каждо­

го из видевших Блока спросится. Портреты и фотогра­

фические снимки не удовлетворят потомков, как нас не

удовлетворяют изображения П у ш к и н а , — мы ищем живых

свидетельств в записках современников, записках скуд­

ных и неопределенных, и до сих пор работою воображе­

ния пополняем недочеты изобразительных средств того

времени.

В наружности всякого человека есть нечто текучее,

непрестанно образуемое. Только безнадежно мертвые

духом обладают установившейся, легко поддающейся

определению внешностью. «Мертвые души» Гоголя — бла­

годарный материал для художников даже недаровитых.

Чем напряженнее и богаче духовная жизнь, тем больше

в облике человека колебаний света и теней, тем неулови­

мее переходы от духа к материи, тем разнообразнее его

видимые явления. И притом, по необычайно меткому вы­

ражению В. В. Розанова, человек бывает сам собою лишь

в редкие минуты, когда он обретается «в фокусе» свое­

го я 2.

Прошло более пятнадцати лет с того дня, как увидел

я впервые Александра Александровича; образы живого

Блока встают в моей памяти, надвигаясь друг на друга,

затуманиваясь мгновениями и озаряясь потом волшебным

светом. Черты внешнего величия пребывают неизменно;

но тон, окраска, даже протяженность форм, соотношение

линий — меняются в игре душевных сил.

В тот весенний день увидел я человека роста значи­

тельно выше среднего; я сказал бы: высокого роста, если

бы не широкие плечи и не крепкая грудь атлета. Гордо,

свободно и легко поднятая голова, стройный стан, легкая

и твердая поступь. Лицо, озаренное из глубины светом

бледно-зеленоватых, с оттенком северного неба, глаз. Во­

лосы слегка вьющиеся, не длинные и не короткие, свет­

ло-орехового оттенка. Под ними — лоб широкий и смуглый,

как бы опаленный заревом мысли, с поперечной линией,

идущей посредине. Нос прямой, крупный, несколько

удлиненный. Очертания рта твердые и нежные — и в

уголках его едва заметные в то время складки. Взгляд

спокойный и внимательный, остро и глубоко западающий

в душу. В матовой окраске лица, как бы изваянного из

воска, странное в гармоничности своей сочетание юноше-

10

ской свежести с какой-то изначальною древностью. Такие

глаза, такие лики, страстно-бесстрастные, — на древних

иконах; такие профили, прямые и ч е т к и е , — на уцелев­

ших медалях античной эпохи. В сочетании прекрасного

лица со статною фигурой, облеченной в будничный наряд

современности — темный пиджачный костюм с черным

бантом под стоячим в о р о т н и к о м , — что-то, говорящее о

нерусском севере, может быть — о холодной и таинствен­

ной Скандинавии. Таковы, по внешнему облику, в пред­

ставлении нашем, молодые пасторы Христиании или

Стокгольма; таким, в дни подъема и твердости душевных

сил, являлся окружающим Иёста Берлинг, вдохновенный

артист, «обольститель северных дев и певец скандинав­

ских сказаний» 3.

Конечно, я не запомнил в точности разговоров того

вечера. Беседа велась в буднично-шутливом тоне; темою

служили по преимуществу события текущей литературно-

художественной жизни. Сидя над тарелкой с холодным

мясом, А. А. спокойно и внимательно прислушивался к

перекрестным застольным разговорам и лишь изредка

давал ответы на порывистые замечания Городецкого,