Александр Блок в воспоминаниях современников

толковавшего о сборнике «Факелы» и тут же, при помо­

щи нескольких спичек, изображавшего эти факелы в на­

туре. Кажется, в эти дни А. А. покончил с государствен­

ными экзаменами и не без удовольствия сообщил, что

продал свое студенческое пальто. Из высказанного им

помню, что на чей-то вопрос — кого он более ценит как

поэта, Бальмонта или Брюсова, А. А. ответил, не колеб­

лясь, что — Бальмонта.

Встав из-за стола, пошли в парк и долго бродили в

окрестностях Лесного, руководимые Городецким. Весен­

нее, несколько приподнятое настроение владело всеми.

Городецкий проявлял его бегом и прыжками, умудряясь

на ходу цитировать и пародировать множество стихов,

своих и чужих; А. М. Ремизов подшучивал над Эрбергом,

именуя его «человеком в очках» 4 и утверждая, что он

впервые видит деревья и траву и крайне всему этому

удивляется; Блок мягко улыбался, храня обычную нето­

ропливость движений и внимательно ко всему прислуши­

ваясь. Встретив на дорожке преграду в виде невысокого

барьера, Городецкий через него перепрыгнул и предложил

то же сделать другим; кое-кто попытался, но Блок, помню,

обошел барьер спокойно и неторопливо.

11

Вернувшись, уселись в круг и принялись за чтение

стихов. Та пора — 1906 год — была порою расцвета поэ­

тической школы, душой которой и тогда уже был Блок,

а главою которой был признан много лет спустя. Каждый

день дарил поэзию новыми радостями, и роскошество ее

стало для нас явлением привычным. Но, даже избалован¬

ные обилием красоты, внимали мы в тот вечер с наново

напряженным благоговением Блоку, прочитавшему три

свои недавние, никому из нас не известные стихотворе­

ния: «Нет имени тебе, мой дальний», «Утихает светлый

ветер» и «Незнакомка».

Я впервые слышал Блока; впервые к магии его слов

присоединилась для меня прелесть голоса, глубокого,

внятного, страстно-приглушенного. Тысячи людей слыша­

ли за последние годы, как говорит и читает Блок; они,

конечно, не забудут. Но что останется другим, тем, кто

от нас узнает имя Блока? Свистящая граммофонная

пластинка, передающая произведенную в 1920 году

запись голоса А. А . , — прослушав которую он, по словам

очевидцев, помолчал и сказал потом: «Тяжелое впечатле­

ние...» 5

Охарактеризовать чтение Блока так же трудно, как

описать его наружность. Простота — отличительное

свойство этого чтения. Простота — в полном отсутствии

каких бы то ни было жестов, игры лица, повышений и

понижений тона. И простота — как явственный, звуковой

итог бесконечно сложной, бездонно глубокой жизни, тут

же, в процессе чтения стихов, созидаемой и утверждаю­

щейся. Ни декламации, ни поэтичности, ни ударного па­

фоса отдельных слов и движений. Ничего условно-актер-

ского, эстрадного. Каждое слово, каждый звук окрашены

только изнутри, из глубины наново переживающей души.

В тесном дружеском кругу, в случайном собрании поэтов,

с эстрады концертного зала читал Блок одинаково, про­

сто и внятно обращаясь к каждому из слушателей — и

всех очаровывая.

Так было и в тот памятный день. Названные мною

три стихотворения — и «Незнакомка» по преимуществу —

были началом, сердцем новой эры его творчества; из них

вышла «Нечаянная Радость». Помню, «Незнакомка», не­

давно написанная и прослушанная нами весенним вече­

ром, в обстановке «загородных дач», после долгой про­

гулки по пыльным улицам Лесного, произвела на всех

12

мучительно-тревожное и радостное впечатление, и Блок,

по просьбе нашей, читал эти стихи вновь и вновь.

Вслед за тем читали другие; но из прослушанного ни­

чего не запомнилось, да и слушать не хотелось. Настрое­

ние, приподнятое вначале, улеглось; разговоры повелись

шепотом. А. А. с обычной готовностью записал кое-кому

стихи в альбомы и с улыбкою подошел ко мне — благо­

дарить за только что присланные стихи, ему посвящен­

ные 6. Стихи были слабые, и я чувствовал себя до край­

ности смущенным; не останавливаясь на них, А. А. пере­

шел к прочитанным мною в тот вечер стихотворениям.

Несколько слов его, как всегда неожиданных и внешне

смутных, были для меня живым свидетельством его при­

стального внимания. П р о с т о , — и я это ясно п о н я л , — не

в формах обычной литераторской общительности А. А.

пригласил меня навестить его; тогда же мы условились

о дне встречи, и А. А. сделал то, что часто делал и в даль­

нейшем и что каждый раз внушающе на меня действова­

ло: вынул записную книжку небольшого размера и поме­

тил в ней день и час предположенного свидания. Черта

аккуратности — эта далеко не последняя черта в сложном

характере Блока — впервые открылась мне.

В том году Блок переехал с квартиры в Гренадерских

казармах на другую — кажется, Лахтинская, 3. Там по­

бывал я у него впервые. Помню большую, слабо осве­

щенную настольного электрическою лампой комнату.

Множество книг на полках и по стенам, и за ширмой

невидная кровать. На книжном шкафу, почти во мраке —

фантастическая, с длинным клювом птица. Образ Спаси­

теля в углу — тот, что и всегда, до конца дней, был

с Блоком. Тишина, какое-то тонкое, неуловимое в просто­

те источников изящество. И у стола — хозяин, навсегда

мне отныне милый. Прекрасное, бледное в полумраке

лицо; широкий, мягкий отложной белый воротник и сво­