Читаем Александр Дейнека полностью

Впрочем, и в конце жизни у Дейнеки случаются прорывы и открытия, которым раньше не придавали значения. Скажем, портрет ученого под названием «Трудное решение» (картина 1966 года) сегодня выглядит как великолепный по своей обобщенности портрет современника, в котором ощущаются мастерство и природное любопытство художника к окружающему. Может быть, это и иллюстрация к развернувшемуся тогда спору между «физиками» и «лириками», а может быть, к подковерному политическому решению, определяющему будущее страны. Дейнека изобразительно воплощает мысль, размышление, скрытое за темными очками изображенного им ученого, не забывая поставить на стол яркий букет с гладиолусами. В том году в Советском Союзе стремительно развивается наука, президент АН СССР Мстислав Всеволодович Келдыш борется с Трофимом Лысенко, а из опубликованного во всех советских газетах некролога миру становится, наконец, известно имя Сергея Павловича Королева, автора советской космической программы.

В том же году разрастается конфликт между Дейнекой и руководством Суриковского института, где он возглавляет мастерскую монументальной живописи. Кафедра станковой живописи не допускает дипломников Дейнеки к защите. Дейнека пишет письмо, где выражает недовольство положением дел, сложившимся в институте, и жалуется на то, что его мастерская не укомплектована преподавательским составом. По его мнению, кафедра живописи «заняла узкую позицию к монументально-декоративным видам искусства, объявляя этот вид искусства формалистическим. Создалась ситуация, при которой мне дальше работать в институте крайне затруднительно. Я прошу меня освободить от занимаемой должности»[232]. Вскоре Министерство культуры РСФСР признает, что разногласия между Дейнекой и кафедрой живописи института имени Сурикова носят «принципиальный, творческий характер». И просит рассмотреть на заседании президиума Академии художеств заявление Дейнеки с привлечением дипломных работ студентов. Президиум считает уход «тов. Дейнеки А. А. с преподавательской работы нецелесообразным». Однако в связи с создавшейся в институте обстановкой просит предоставить Дейнеке годичный отпуск без сохранения содержания. В ноябре правление Московской организации союза художников выдвигает Дейнеку на Ленинскую премию — высшую премию в СССР.

В это время критики очень снисходительны, благожелательны к Дейнеке — живому символу революции, пятидесятилетие которой собираются пышно отмечать в следующем году. Журнал «Творчество» публикует статью «Дыхание времени», где говорится, что за работами, выдвинутыми на соискание Ленинской премии, стоят все созданные художником произведения, его замыслы, его герои, его творческий путь. Во всех жанрах и техниках художник создает живой образ родной страны, а главное: обаяние произведений Дейнеки оказывает огромное влияние на молодых мастеров, что свидетельствует о существовании «школы Дейнеки», школы молодых монументалистов, идущих по его стопам.

Довольно подробное описание внешности и облика Дейнеки того времени сделал его коллега по ВХУТЕМАСу Александр Лабас, который наблюдал Сан Саныча рядом с Петром Сысоевым (секретарем парторганизации Академии художеств СССР) во время конференции МОССХа. Сысоев производил на Лабаса «двойственное впечатление». «Я вижу, что в нем есть настоящее, несмотря на то, что он из себя изображает: бравурный, самодовольный, с плоскими шуточками — играет под парнишку на футбольном поле. Подобное у Дейнеки тоже бывает», — пишет Лабас, отмечая «показную сторону в живописи Дейнеки». «Его улыбка иногда — как у французского борца перед выходом на арену, а в затылке что-то от немецкого солдата», — отмечает Лабас. По его словам, «эту скорлупу я вижу вначале, я ее узнаю, она похожа на работы Дейнеки последних лет, да и раньше это бывало. Есть сила, но нет музыкальности, нет пластической рельефности в форме, не говоря уже о глубокой живописи. Он совсем мало, особенно сейчас видит, наблюдает и это отражается в его живописи»[233].

«Тяжелые руки лежат на коленях, — пишет Лабас далее. — Они также мной двойственно воспринимаются. С одной стороны, может быть это руки художника, но мне что-то в них не нравится. Это руки человека, который хочет побольше себе взять, даже вырвать у другого… Чем-то он меня отталкивает, а я этого не хочу. Он очень одаренный художник, несмотря на противоположность мне. Больше того, он любит и может изображать то, что и я сам люблю и изображаю: людей, технику, культуру, город, завод, авиацию. Я также писал Октябрь, революцию, войну, портреты — все это может меня волновать, но совсем не так, как Дейнеку. Я совсем иначе всё это вижу и чувствую. Вот об этом я думаю, вцепившись в него глазами. <…>

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное