Читаем Александр Дейнека полностью

— От сырости и мышей сваи спасли, а от жуликов нет. Зимой дом и мастерскую я закрываю, живу и работаю в Москве. Но в эту зиму замок сломали, в мастерскую залезли и набезобразничали. Местные, наверное. Взять там было нечего, но в шкафчике осталась непочатая бутылка водки и полбутылки коньяку. Так вы знаете, водку выпили, а коньяк не тронули, побоялись. Думали, отравлен. Кто же у нас оставляет бутылку недопитую? Но, хуже всего — порезали картину. Там изображена обнаженная девушка. Чем им девушка не понравилась?

Пока продолжалось фотографирование, под ногами крутилась маленькая, приветливая собачка по кличке Тюбик. Тюбик то бегал вокруг, то прыгал на столик и все время заглядывал хозяину в глаза — выпрашивал очередной сухарик.

А потом Александр Александрович вынес из комнаты вещь совершенно замечательную — 16-ти мм, трехобъективную с пружинным заводом, швейцарского производства кинокамеру „Болекс“.

— Вы ведь на операторском учитесь, покажите, как обращаться с этой штуковиной. А то купил, а как снимать никто толком объяснить не может.

Честно говоря, я эту камеру видел только на картинках. Знал, что аппарат исключительно надежный и что берут такие камеры в дальние экспедиции по диким местам. А пружинный завод, чтобы не зависеть от подзарядки аккумулятора. В общем камеру мы зарядили. Я показал, что где и чего нажимать. Александр Александрович что-то снимал, и позже я забирал у него пленку для проявки»[239].

Вручение Ленинской премии должно было состояться в Кремле. Обычно на подобных мероприятиях работают теле- и кинооператоры, фотографы. Видимо, Александр Александрович не рассчитывал получить фотографии от официальных фотокоров, поэтому пригласил Степанова в качестве личного фотографа.

«Торжественное мероприятие: получение медалей, короткие речи, общее фотографирование, автографы. Я снял две или три пленки и собрался уходить, о чем и сообщил Дейнеке. А он говорит:

— Сегодня вечером в ресторане „Метрополь“ будем отмечать награждение. Я пригласил много народу. Вы тоже приходите.

Вечером являюсь в „Метрополь“. У входа в банкетный зал гостей встречает сам лауреат. Дейнека замечает меня и с удивлением спрашивает:

— А где же фотоаппарат?

Конфуз ужасный! Ведь понятно, что пригласил он меня не посидеть за одним столом с народными и заслуженными. Лечу домой — я тогда жил на проспекте Мира, хватаю камеру и мгновенно возвращаюсь в „Метрополь“. Слава богу, опоздал, но не очень»[240].

* * *

В 1965 году Дейнека совершил долгожданную поездку в Париж. Он вспоминал свое пребывание в столице Франции в 1935 году и отмечал, что теперь это совсем другой город. «В нем заиграли новые локальные краски реклам, одежд, машин. В этой новой гамме Парижа отражена большая роль художников: Пикассо, Леже, Люрса и других много работавших над декором архитектуры, влиявших на силуэт и тональность одежды людей»[241]. Как и в 1935 году, через 30 лет Дейнека делает множество зарисовок и обращает внимание на книготорговцев на набережной Сены, на парижские улочки, на посетителей Лувра у «Козы» Пикассо, на женщин и мужчин, танцующих рок-н-ролл. Да, он немного напоминает «Эстрадный танец», который Дейнека рисовал в Америке в 1935 году, но теперь натренированный взгляд художника констатирует «упадок и разложение буржуазного общества».

Париж изменился и открывается Дейнеке новыми гранями. И снова танец, и снова движение, и снова цвет. На одной из парижских картин того времени обращает на себя внимание запечатленный возле Триумфальной арки портрет Гагарина, украшающий один из газетных киосков: Гагарин в большом скафандре с надписью «СССР». Дейнека бродит по набережным Сены и вдыхает запах парижских кафе. Забыты покаяния на заседании МОССХа в марте 1949 года, когда Александр Александрович вынужден был клеймить «окопавшихся в Париже художников-подмастерьев».

Во время встречи с великим французским художником, монументалистом и декоратором Жаном Люрса, он сказал Дейнеке следующее:

— Огромные нагие пространства современной архитектуры нуждаются в очеловечивании… Мне нужно ощущение живой плоти, живой жизни в том пространстве, которое служит мне жильем. Мне нужны зелень, звезды, человек…

Люрса умер в 1966 году, но оставил людям радость своих созданий. Гобелены Люрса, декоративные решения Леже, некоторые монументальные работы Пикассо служат одной большой задаче — очеловечиванию архитектурных конструкций, созданию декора, делающего современный интерьер или городской пейзаж нарядным, радостным. В этом смысле очень интересен музей Леже под Каннами, созданный стараниями его друзей. Жаль только, что ему самому уже не довелось побывать в нем. Но это старая грустная история из жизни художников…

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное