Читаем Александр Дейнека полностью

В этот раз его путь к награде снова оказался непростым. Среди тех, чья кандидатура была выдвинута в этот год на соискание Ленинской премии, была и кандидатура Александра Исаевича Солженицына за повесть «Один день Ивана Денисовича». Эта скромная по размерам повесть (сам автор называл ее рассказом), напечатанная в 11-м номере журнала «Новый мир» за 1962 год, произвела в обществе такой переполох, какого, может быть, не вызывало никакое другое литературное сочинение. При обсуждении повести в Комитете по Ленинским премиям в области литературы и искусства произошли горячие споры. Как докладывал идеологический отдел ЦК КПСС, «в дискуссиях на секционных и пленарных заседаниях с большой активностью навязывались односторонние суждения об этой повести, делались попытки противопоставить повесть всей советской литературе как действительное выражение главной линии ее развития в настоящий период. Такую точку зрения особенно активно проводил Александр Трифонович Твардовский»[238].

При баллотировке голоса разделились, и комитету пришлось провести переголосование трех кандидатур — В. Пескова, А. Гончара, А. Дейнеки. Всё же премия Дейнеке была присуждена. В 1964 году произошло его полное и окончательное признание как лидера советского искусства. В Ленинграде в серии «Народная библиотечка по искусству» вышла брошюра под простым названием «А. А. Дейнека», которую написала искусствовед Мария Николаевна Яблонская, — первая книга о художнике с далекого уже 1937 года.

Выпускник ВГИКа Владимир Степанов вспоминал, как в 1964 году ему, студенту второго курса, поручили встретиться с Дейнекой, сделать его фотопортрет и получить короткое рукописное наставление молодым фотографам. Портрет и наставление требовались для большой фотовыставки, которую летом устраивали в Москве.

«Подымаюсь и думаю: как пройдет встреча, не будет торопить со съемкой, что писать в наставлении. Немного робея, нажимая кнопку звонка. Дверь открыл хозяин. Прохожу в студию. Просторная, с высоким потолком и большими окнами комната. У стены стеллаж с книгами и альбомами по изобразительному искусству, мольберт, громадные холсты с рисунками углем, несколько скульптур. Александр Александрович спросил: что будем делать сначала: писать „наставление“ или фотографироваться. Решили начать с наставления. А потом для меня состоялся, можно сказать, экзамен на профпригодность, т. е. съемка портрета. Тут нельзя было оплошать: я фотографировал знаменитого художника, действительного члена Академии художеств, автора всем известных картин, в том числе мозаик на потолке станции метро „Маяковская“, под которыми я прошел полчаса назад. К моему удивлению, Александр Александрович, человек, безусловно занятой, охотно и много позировал, при этом рассказывал разные истории о своих поездках по Италии, Америке и т. п. Ни единого совета о том, как нужно снимать, я, совершенно „зеленый“ фотограф, от академика не услышал. Всё время, пока снимались портреты, Александр Александрович не расставался с папиросой. Я не осмелился спросить, но он сам объяснил свою привычку:

— Понимаете, сигарету закурил, отвлекся к работе, она вся и догори. Приходится снова закуривать. А „Беломор“ сто раз погаснет, есть время и подумать, и поработать.

Я заинтересовался альбомами по изобразительному искусству. У нас в то время купить ничего подобного было невозможно. Он рассказал, откуда он их привез, а заодно и припомнил случай, который произошел с ним в одном из музеев Италии.

— Иду по галерее, рассматриваю живопись, скульптуры. Сами понимаете, там есть что посмотреть. Останавливаюсь перед мраморным торсом работы Микеланджело. И так мне захотелось прикоснуться к этому мрамору. Но никак нельзя, за посетителями в каждом зале присматривают строгие дежурные. В общем, и потрогать нельзя, и уйти не могу. Тут мне повезло: дежурная старушка буквально на минуту вышла в соседний зал, а я быстро и незаметно для окружающих ладонью провел по мраморной спине. Вы знаете, было полное ощущение, что это не холодный камень, а спина живого человека. Такой мастер!

Через несколько дней я привез Александру Александровичу фотопортреты. Моей работой он остался доволен. Я в этом вполне уверен, потому что, во-первых, и это главное: получил приглашение приехать в Подрезково, где у него были летний дом и мастерская, — сделать несколько снимков там. А во-вторых, совершенно неожиданно он решил заплатить мне за фотографии. Я сопротивлялся, как мог, а он:

— Вы человек молодой, студент, вам деньги нужны, я знаю точно.

Примерно через неделю состоялась моя поездка в Подрезково. Перед фотографированием хозяин показал дом. Не дом — домик, небольшой светлый летний домик. Прохожу по комнатам — симпатичное жилье. На веранде замираю: на стене пейзаж Ван Гога.

— Неужели подлинник?

— Нет, конечно. Хорошая репродукция. Купил, когда был в Европе. Вот, умеют сделать так, что не отличишь.

Спускаемся с крыльца в яблоневый сад. За садом, в дальнем конце участка — мастерская, деревянное строение, поднятое над землей на сваях. Дейнека жалуется:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное