Александр Дейнека

Вдруг Дейнека встретился со мной взглядом… Он почувствовал, что я о нем думаю — он ведь зоркий и чувствительный. Он делается более неестественным, еще более показным, но вскоре сосредотачивает внимание на ораторе, почему-то вздыхает и мрачно смотрит вниз. Взгляд его становится темнее, как будто он что-то вспоминает и переживает. В следующий момент мне показалось, что лицо его выразило страдание. И вот в это мгновение я его увидел, почувствовал до самого дна, до глубины. Это настоящее в нем — здесь его природа, которая иногда побеждает в нем все наносное, пустое. Вот это я сейчас вижу и в линиях головы, носа, подбородка, уха — все это сложно, динамично, есть отражение скорости движения, это его ритм и только его. Этот ритм есть в лучших его картинах, он берет начало где-то внутри и иногда прорывается с исключительной силой, но, правда, редко. И причина в том, что слишком много наслоилось от общения его с ограниченными людьми, консерваторами до мозга костей, маленькими и ничтожными. Незаметно Дейнека сам приобрел их черты. Но что поделаешь, такой он уж есть. А могло бы быть все иначе, если бы его окружали люди творческие, которые заставляли тянуться вперед, как было в молодости в нашей группе… Несомненно, в ином окружении он развил бы в себе совсем другие стороны, которые сейчас, в общем-то, заглохли. И быть может, художник Александр Дейнека действительно стал бы крупнейшим художником нашего времени»[234]. На самом деле он им и стал.

На таких заседаниях, которые описывает Лабас, Дейнека часто делал комичные зарисовки своих коллег по цеху — стариков, которые его окружали. Эти шаржи наделены гротескными чертами, которые Дейнека подмечает у художников и искусствоведов, переживших сталинские времена и плавно вплывших в брежневский застой. Это уже не журнальная графика 1920-х годов, нацеленная на преодоление «родимых пятен прошлого», а острая и довольно пессимистичная сатира на погрязших в быту и карьеризме советских художников. Интересно рассматривать эти шаржи и узнавать на них, кто есть кто. Биограф Дейнеки Владимир Петрович Сысоев без труда узнал на одном из шаржей своего отца Петра Петровича.

Художник Павел Никонов вспоминал, что Дейнека был человеком крайне амбициозным: «Организатор ОСТ, руководитель МИПИДИ, картины на всех выставках. И вдруг в одночасье его отовсюду убирают. (Видимо, речь идет о 1947–1948 годах. — П. Ч.) Конечно, произошел надлом — и в творчестве тоже. Такое впечатление, что в более поздних вещах он пытался подстроиться к „ура-социалистическому реализму“. Безусловно, делал это гораздо лучше других, но это уже было не то. Он всех держал на расстоянии, был довольно одиноким человеком. Не выносил интриг. Лидер. На голову выше всех в профессиональном плане, всей той академии, которая тогда была, и знал об этом. А „подделываться“ под кого-то не мог… Был очень суровый мужик»[235]. Эти слова Никонова очень точно оценивают Дейнеку.

Екатерина Сергеевна Зернова вспоминала, что Дейнека очень любил покупать журналы. «Дейнека не гнался за модой, хотя внимательно следил за тем, что делается на земном шаре в области искусства. Его карманы всегда набиты журналами, он покупал их пачками — все, какие находились в киоске. Так было начиная с двадцатых годов. Память у Дейнеки была блестящая: увиденное запоминал надолго. Этим объяснялась и его манера работать с натурой. Иногда он делал рисунок, а иногда просто смотрел некоторое время на модель с разных точек зрения и говорил: „Спасибо, всё, вы можете уходить“»[236]. По словам мемуаристки, «держался Дейнека необыкновенно прямо, слегка компенсируя таким способом нехватку роста, ноги у него были коротковаты. Выражение лица быстро менялось, голос его легко переходил на крик. Автопортрет в халате совсем не похож: зато очень похож он в рисунках Кукрыниксов»[237].

15 ноября 1963 года пленум правления МОССХа обсуждает кандидатуры на соискание Ленинских премий и единогласно выдвигает Дейнеку на Ленинскую премию за мозаики «Хорошее утро», «Красногвардеец», «Доярка». 22 апреля 1964 года, еще при Хрущеве, Дейнеке была вручена Ленинская премия. На черно-белой фотографии в Кремлевском зале, сделанной после церемонии вручения премии, довольный Дейнека стоит рядом с артистом Николаем Черкасовым, балериной Майей Плисецкой, журналистом Василием Песковым, очерки которого о природе очень нравились Хрущеву. (В том же году Ленинская премия была присвоена и Мстиславу Ростроповичу, но после отъезда того на Запад вместе с супругой Галиной Вишневской фото Ростроповича всегда отрезали на групповом снимке лауреатов.) Присуждение премии стало высшей наградой художнику, которого главным образом из-за интриг и недоброжелательства коллег постоянно обходили государственные премии. Ни одну Сталинскую премию Дейнека так и не получил, а при первом выдвижении на Ленинскую его провалили.