– Это два совершенно разных участника жизненного процесса. А красивые и непривлекательные женщины между собой – столь же разные существа, как и мужчина с женщиной…
– Нужна ли таланту постоянная спутница? Если да, то чем она может помочь, ведь совершенно очевидно, что талант не может себя подстраивать под партнера. То есть какова роль любви или эротики в творчестве?
– У эротики больше влияния положительного, но только если эпизодами. У любви – по-разному. Кому как, но все хорошо в меру и без давления на сознание. Судя по мне, мог бы и без любви обойтись, наверное, но не выходит, никак…
– Что для мужчины возраст?
– Сожаление об упущенных возможностях и радость от свершенного.
– А что есть возраст для женщины?
– А черт их знает. Я же не женщина.
Многие считают, что Градский очень любит деньги, потому что часто о них упоминает: дескать это путь к относительной свободе вообще. Один наш общий знакомый даже пытался меня убедить, что подобная страсть является составной преклонения всех наших рок-ветеранов перед Америкой, которую числят меккой музыканты жанра (хотя, казалось бы, лучшее в этой отрасли было сделано британцами и великих команд Империя Добра не породила). И вот этот приятель говорил мне:
– Саня автоматом перенял их стандарты, ну типа «Если ты такой умный, то отчего не богатый?».
А я вот уверен, что у АБГ это отношение к «златому тельцу» – с раннего детства. Жила его семья очень бедно. Непроста была жизнь подростка в тесной восьмиметровой комнате с родителями + бабушкой, где приходилось ночевать на раскладушке, которая частью локализовалась под пианино, на котором днем занимался вундеркинд.
После окончания школы будущий Маэстро подрабатывал грузчиком на «Мосфильме», затем на картонажной фабрике – таскал полутонные картонные шпульки. Потом попробовал себя в качестве лаборанта. Но мне там было скучно, говорит Градский, и, если бы не Герман Зубанов, инженер и старший товарищ, «приобщивший к прослушиванию вражеских радиостанций по самопальному приемнику, а заодно и к регулярному потреблению плодов Бахуса, я бы точно свихнулся на этой работе».
В одной из наших ТВ-бесед Саша, виртуоз эпатажа, заявил: «Если б можно было, я бы не пел, только если б зарплату приносили с утра и говорили: вот, Александр Борисович, вам деньги, а петь не надо, мы знаем, что вы в общем в хорошей форме. Ну, шутки шутками, но люди хотят меня услышать, а я хочу работать».
Меня это озадачило, поскольку АБГ, как мне кажется, стопроцентный человек сцены и такие заявления может делать провокации ради или в легком раздражении (а я, как ТВ-собеседник, однозначно раздражаю Александр-Борисыча, поскольку не даю ему развивать те тезисы, которые, по мне, могут вызвать негативные реакции нефанатского контингента аудитории).
Спросил его:
– Ну как же, а вот этот кайф – выйти на сцену, эта энергетика, про которую все певцы как один говорят, этот сакраментальный обмен флюидов с залом? Ну разве нет в этом животной потребности у артиста? Это не наркотик?
Ответил АБГ детально:
– Нет, это профессиональное отношение к делу. То есть ты переживаешь, по-настоящему работаешь, вкалываешь, но включаешься буквально за десять секунд до начала выступления. Через десять секунд после окончания выступления ты перестаешь это делать по одной простой причине: если время, которое у тебя есть для отдыха, тратить еще на какое-то там осмысление этого всего, то просто можно спятить. Поэтому я выключаю эту «кнопку». Знаешь, ну вот ты заходишь в комнату, там темно. Тебе надо включить свет. Ты включаешь свет, и в тот момент, пока ты в комнате находишься и этот свет тебе нужен, лампочка работает. Когда ты выходишь из комнаты, если ты не раздолбай, ты выключаешь за собой свет. Вот и все. То же самое и у меня. Вот за десять секунд до начала выступления я включаю рубильник и иду. Десять секунд после – я выключаю рубильник.
Этот его тезис я неоднократно обсуждал с другими музыкантами, и их неоднозначная реакция детально воспроизведена в данной книге (раздел «Другие о Градском»).