Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Любезный Константин! Я получила с огромнейшим удовольствием, добрый мой Друг, Ваше послание от 11 июня, написанное из ЛАГЕРЯ. Одно это слово позволило мне представить вид Вашего бивуака; в глубине кровать, подле входной двери стол со знаменитыми черными настенными часами с серебряной окантовкой, складной стул, который в подобных обстоятельствах Вам всегда служит: наконец, любезный Константин, представив себе так живо все предметы, я вообразила и самою себя посреди этой палатки! Знаете ли Вы, когда я получила это письмо? В одно из воскресений я отправилась отсюда в Эйзенах в Лютеранскую Церковь; за две минуты до того, как я в нее вошла, мне вручают письмо, и мое сердце и мои глаза пришли в восхищение, когда я увидела, что это письмо от Вас, очень любимый мой Братец. Вы наплели мне восхитительные истории про то, что Вы едите четыре раза на дню и бегаете и спите за четверых. По поводу последних двух пунктов я не сомневаюсь, что касается первого, то позвольте мне сделать всего одно наблюдение; Вы едите не четыре, а, слава Богу, пять раз в день, да, Братец, по меньшей мере пять, когда находитесь в Павловске, потому что я уверена, что Катрин не выпускает Вас из своей комнаты, не подсунув прежде Вам под нос с полдюжины блюд; МЯСО, и т. д. Помните ли Вы, Константин, ПОЧТЕННОГО ДРУГА, который приносил Вам в мои времена котлетки? Если этот отважный смертный прибудет Вас навестить, передайте ему сто тысяч добрых слов от моего имени, он славный человек. Вы промокли, как кошка, в Ваших лагерях, и вынуждены были бежать не от врага (разумеется, это останется между нами), но от воды: все это произвело великий переполох, поскольку Вы вернулись в Стрельну на два дня раньше, чем в прошлые годы. Теперь же Вы мучаете себя Вашими смотрами для Петергофа; ах! Константин, если случится так, что Вы не вспомните обо мне в Петергофе, в то время как, например, Ваши музыканты будут исполнять {марш}, живая или мертвая я явлюсь к Вам. Вы спрашиваете у меня глупости по поводу моего здоровья, ну хорошо же, я Вам скажу. Я чувствую себя хорошо, бегаю сломя голову[919], у меня нет более нервных срывов, во время чтения я перестала быть рассеянной, иногда случаются судороги, но до сих пор, слава Богу, это не имело смертельного исхода, и все это заставляет меня признать себя полноправным членом нашего славного семейства. Не правда ли, Константин, подобные глупости не являются для нас чем-то смертельным? я Вам сказала, что была в Лютеранской Церкви на проповеди, из которой не поняла ни единого слова, так как Проповедник бормотал сквозь зубы, и потому, после того, как я раз двадцать напрягала слух и поняла, что все это бесполезно, то приняла решение и ушла. Вернувшись домой, я смеялась, как сумасшедшая, над Вашим письмом, оно такое смешное, что совершенно Вас достойно: я вижу, что Вы не меняетесь, вплоть до Вашей манеры огорчать Като; Графиня, должно быть, повторила тогда Константин Павлович дважды. Вы не можете себе представить, какой счастливой Вы меня делаете, когда описываете мне все эти шаловливые глупости, мне кажется, что я все еще там, где витают все мои мысли. Знаете ли Вы, Константин, что сегодня я вдовица? Мой Муж отправился на охоту и так пристрастился к этой убийственной забаве, что не вернулся обедать. Этой зимой, в один прекрасный день, когда он был на охоте, на свое несчастье я встречаю его с ружьем в руках и с убеждением, что все, что он видит вокруг, и есть дичь, так что он даже забыл, вернувшись ко мне, разрядить ружье. Позади него было 17 его товарищей и с ними жертвы охоты, я не знаю, что именно все это было, но были точно заяц и два фазана. То был красивый кортеж. Не знаю, что Вам сделал царь Мидас, Вы постоянно сердитесь на него, потому что во всех письмах Вы говорите о нем; оставьте его на троне, поверьте мне, Братец, оставьте это Величество в покое, Вы никогда его не догоните. Я чувствую во глубине сердца даже нежность к этому великому человеку, король этот был во всяком случае исключительным в своем роде[920], и если он любит приверженцев, то я среди них, потому что он часто заставлял меня смеяться. Он распространяет сегодня свое Царство и на мою персону, представьте, Братец, что я не могу более сосчитать до четырех, вот почему я отхожу в сторону; позади, впереди и вокруг моего дома лошади, ослы и бараны устроили настоящий шабаш, мне будет, однако, очень печально покидать это место, но через 10 дней, увы, придется вернуться, это ужасно, это отвратительно, и тем не менее придется это сделать. Я вновь увижу таким образом немецкие Афины, Братец, но когда я вновь увижу Вас? что делает ТИМОФЕЕВ, что делает Актер? Ни до кого из здешних Ваши поклоны не дошли, потому что здесь никого нет; Г[рафиня] Хенкель все еще в Пирмонте; а Г[осподин] фон Вольцоген помчался в погоню за своим здоровьем в Висбаден. По возвращении, я думаю, они будут весьма тронуты Вашим вниманием, но я, которая не покидала этих мест и получила, читала и перечитывала двадцать раз Ваше письмо, мой очень любимый Братец, благодарю Вас за него тысячу раз. И я также Вас целую и говорю Вам, что Вы должны вспоминать иногда о МАРИИ КЛЕОПОВОЙ! Потому что она только и делает, что вспоминает тех, кого любит более всего, а Вы занимаете очень большое и постоянное место в Ее мыслях. ПРОЩАЙТЕ, я еще раз целую Вас от всего сердца. ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ОСТАЮСЬ ДО ГРОБА ВАШИМ ВЕРНЫМ ДРУГОМ И ПРЕДАННОЙ СЕСТРИЦЕЙ