Александр I, Мария Павловна, Елизавета Алексеевна: Переписка из трех углов (1804–1826). Дневник [Марии Павловны] 1805–1808 годов

Гете, говоря о явлении ахроматизма[1148], сказал, что преломление лучей не является одинаковым для разных цветов, что цвета зависят от массы стекла, и, в сущности, то, что мы называем ахроматическими очками, является таковым потому, что стекло там очень тонкое; в особенности очки обладают ахроматическими свойствами в фокусе, потому что вещество там тоньше, чем по краям. Было замечено, что появление цветов зависит от качества стекла. Стекла, в состав которых добавляется щелочь, в меньшей степени имеют цветные края, чем те, в которых щелочь отсутствует и где, наоборот, употребляется кислота. Таким образом и тем самым появление цветов связано с химией. Гете показал нам инструмент, используя который Доллонд сумел убедиться, что абстрагирование цветов возможно: инструмент представляет собой три стеклянные призмы, расположенные таким образом, что две первые накладываются одна на другую, создавая параллелограмм; цвета в них все еще появляются, но как только к ним добавляется третья призма, предметы оказываются обесцвеченными, насколько это вообще возможно. Это кажется противоречащим тому, о чем я только что говорила, что появление цветов во многом зависит от массы стекла. Я не могу себе объяснить этого иначе, как тем, что Доллонд заметил одновременно, что вещества, добавленные в массу стекла, являются основной причиной появления цветов и их исчезновения. Я когда-то видела в Петербурге человека, имевшего цветной клавесин; он однажды, помимо всего прочего, продемонстрировал нам нечто, всех глубоко поразившее, что было воспринято как замечательное явление, демонстрирующее взаимосвязь музыкальных тонов и геометрии. У этого человека была круглая пластина из довольно плотного стекла, он насыпал на нее очень мелкую мраморную стружку и затем смычком проводил по краю пластины, извлекая из нее звук; если звук был верный, стружка принимала на пластине или диске чрезвычайно правильную геометрическую фигуру; если же звук был фальшивый, это сразу становилось заметно по фигуре, которая теряла правильность очертаний[1149]. Гете возразил мне, что невозможно доказать, что на самом деле за всем этим скрывалось, но что это явление легко продуцируется, если применить немного ловкости, и что он сам хотел мне его показать: все это зависит от способа вибрации стеклянной пластины в тот момент, когда смычок извлекает из нее звук; от вибрации, распространяющейся внутри и на поверхности пластины, возникает правильная фигура, манера держать в руках пластину также играет здесь большую роль.

Была в среду 23/11 апреля у Гете. Он нам рассказывал о естественных проявлениях цветов радуги, проявлениях, которые называют физическими[1150], они возникают сами и их невозможно объяснить. Среди них те, которые образуются при очень сильном давлении одного куска зеркального стекла на другой; примерами тому являются некоторые минералогические породы, как спат, свинец, тальк и др. Есть и такие проявления цвета, которые объясняются тепловым воздействием: например, при нагревании кусочков полированной стали на раннем этапе нагревания металл становится желтым, когда нагревание усиливается, цвет становится коричневатым и переходит в синий, смешанный с частицами фиолетового; чем больше жар, тем более цвет становится темно-синим, свободным от фиолетового; последняя стадия жара, напротив, придает металлу нежно-голубой оттенок[1151]. Мы и сейчас имеем примеры этих физических цветов в мыльных пузырях, в некоторых жидких телах, когда они приходят в соприкосновение друг с другом, это можно увидеть, если опустить в жидкий гудрон палку и потом дотронуться ею до поверхности царской водки.

Гете рассказывал нам в среду 30/18 апреля о происхождении белого цвета; обычно говорят, что белый цвет есть пучок других цветов, он, правда, об этом ничего не сказал, но я собираюсь его о том спросить[1152]. Он дал нам заметить, что все тяготеет к белому, и особенно к прозрачности, и что белый цвет есть не что иное, как eine vollendete Trűbe, это его собственные слова[1153]; он доказал это, наливая в воду мыльный спирт до тех пор, пока сквозь воду невозможно было более различить ни черное, ни белое; вода при этом стала снежной белизны. Вначале она окрашивала предметы, когда на них смотрели через нее, например, черный цвет становился синим; по мере того как Гете добавлял мыльный спирт, белый цвет густел. Греки называли прозрачный черный цвет Rauch-topas[1154], orphinon[1155]. Первичное проявление черного цвета представляет нам сгоревший уголь[1156].