3 февраля 1826 печальная процессия прибыла к Москве. На протяжении версты от Подольской заставы, по обеим сторонам дороги, были выстроены войска, пехота и кавалерия, с заряженными ружьями. В Коломенском гроб был поставлен на парадную колесницу, приготовленную в Москве. Там прежних лошадей заменили восемью придворными лошадьми цугом, в сбруе с глубоким трауром; дорожную прислугу заменила прислуга придворная. Тарасов описывает при этом следующее происшествие: «По смене в колеснице лошадей лейб-кучер покойного императора, Илья Байков, поспешил и на новой парадной колеснице занять свое место на козлах; назначенный в Москве парадный в трауре кучер подходит к нему и просит его уступить место; Илья Байков положительно и настойчиво отказывает ему в требовании. На этот спор подходит унтер-шталмейстер и приказывает Байкову оставить место; Байков не повинуется приказанию. Наконец это упорство Байкова доведено было до сведения самого князя Голицына (московского генерал-губернатора), который приказал было удалить Байкова силой, сказав ему, что он с бородой не может быть в этой церемонии. На это Байков, в чувстве преданности к императору, отвечал:
– Я возле императора с лишком тридцать лет и хочу служить ему до могилы, а если теперь мешает только моя борода, то прикажите сейчас ее сбрить.
Князь Голицын, тронутый такою преданностью, приказал оставить Байкова на козлах».
В Москве для церемониала перевозки была образована особая печальная комиссия под начальством князя Николая Борисовича Юсупова. Гроб был поставлен на катафалке в Архангельском соборе, посреди гробниц царей русских. Стечение народа для поклонения гробу было громадное. Ввиду тревожных слухов, распространившихся в Москве, полицией были приняты деятельные и строгие меры предосторожности для предупреждения беспорядков и смут. В девять часов запирали ворота в Кремле, и у каждого входа стояли заряженные орудия. Пехота расположилась в Кремле, а кавалерийская бригада – в экзерциргаузе с оседланными лошадьми. По городу всю ночь ходили военные патрули. Однако ни малейшего шума или беспорядка не было замечено.
Орлов-Денисов 6 и 7 февраля так доносил барону Дибичу: «По высочайшему повелению от 2 февраля за № 196 ваше превосходительство изволили препроводить мне представленное главным по армии медицинским инспектором, лейб-медиком Виллие, мнение касательно свинцового гроба, вмещающего тело блаженной памяти государя императора Александра Павловича. Приняв на себя высокую и священную для меня обязанность сопровождать бесценные останки почивающего в Бозе государя императора, я главнейшим для себя долгом поставил неусыпно пещись о хранении оных как во время самого шествия, так и на ночлегах и дневках. Из приложенной у сего в копии инструкции дежурному при гробе флигель-адъютанту ваше превосходительство усмотреть изволите распоряжения мои по сему предмету; сверх того, находящемуся при печальной свите медико-хирургу надворному советнику Тарасову поручено мною строго наблюдать за надлежащей при гробе температурой, который, следуя безотлучно во время шествия при оном, на ночлегах и дневках с большой аккуратностью смотрит за содержанием гроба, сколько возможно, в низшей температуре. Касательно же осмотра свинцового гроба и положения в оном самого тела государя императора, то, не решаясь доселе приступить к нему до получения на то высочайшей воли, я не премину теперь выполнить сие по выступлении из Москвы при новом, удобном к тому случае во время ночлега, стараясь сделать сие, сколько это будет возможно, уединеннее и осторожнее, о последующем не премину обстоятельно уведомить ваше превосходительство».
Второе донесение гласит: «По благополучном выступлении из Москвы, на втором ночлеге в селе Чашошкове, 7 февраля, в 7 часов пополудни, по удалении всех посторонних из церкви, генерал-адъютантами графом Остерманом-Толстым, Бороздиным и Сипягиным и мною, флигель-адъютантами и полковниками Германом, Шкуриным, Кокошкиным, графом Залуцким и ротмистром Плаутиным, также гвардии полковниками, кавалергардом Араповым, Соломкой и медико-хирургом Тарасовым для удостоверения насчет положения тела почивающего в Бозе императора Александра предпринято было вскрытие свинцового гроба и тщательнейшим осмотром оного оказалось следующее: по снятии деревянной крышки крышка свинцового гроба оказалась на своем месте и в совершенной сохранности, кроме только угла правой стороны близ головы, который не более как на одну линию опустился вниз, в том же самом месте конец железного прута, служащего подпоркой свинцовой крышки, немного отстал от своего места. Когда же свинцовая крышка была с возможной осторожностью нами поднята, то положение самого тела в гробу представилось нам в совершенном порядке и сохранности, так что в укладке оного ни малейшей перемены на путешествии не последовало. При сем вскрытии, кроме ароматного и бальзамического запаха, никакого газа не было приметно. После сего оба гроба закрыты нами по-прежнему».