Александр Ясинский

– Басурманин! Как ты посмел стибрить деньги у сродника! – выго- варивала она сыну во время порки. «У своего же, не у чужого», – оправ- дывал себя в мыслях Саша, сдерживая стон. Он страдал не от позор- ной экзекуции, от обиды: его выдал соратник по подворотне. Может, дружок мало порций эскимо слопал? Мягкое место воришки ныло несколько дней, гораздо дольше, чем длился папиросно-шоколадный кутеж.

Не зря говорят, клин клином вышибают. Мудрая Мария Адамов- на стала доверять провинившемуся ребенку занимать деньги у сосе- дей, когда семье приходилось особенно трудно. Саша шел, как на каторгу, одалживать три рубля. («Для меня это было сущее наказание, – признался Александр Ибрагимович, – я выполнял самую позорную и тяжелую функцию»). Он с завистью смотрел вслед сестре и младше- му брату, которых отправляли долг отдавать. Кто знает, может быть именно в эти жгуче-обидные минуты созрела у него мечта стать настоящим финансистом, таким, чтобы иметь возможность щедро давать, а не брать?

– Ну-ка, грамотей, помоги отцу, – говорил уставший после работы Ибрагим Хасеневич и доставал из портфеля газеты «Правда» и

«Известия».

– Читай! – и он усаживал сынишку рядом с собой. Начальник цеха Минской кожгалантерейной фабрики имени Куйбышева откровенно

«левачил»: поддерживал бухаринцев, левых коммунистов. Редакто-

6

ром «Известий» в 1934–1937 годах был сам Н.И.Бухарин. Его диало- ги с прокурором СССР А.Я.Вышинским не сходили со страниц цен- тральных изданий, печатавших материалы о политических процессах. Саша, видя напряженное лицо отца, старался читать с чувством. Выразительное чтение Ясинского-младшего прерывалось тяжелыми вздохами Ясинского-старшего. Возможно, мысленно он был там, на процессе, и вел внутренний монолог, неравный по силам, смелый и рискованный по тем временам.

– Скорбно, очень скорбно, – сокрушался про себя Ибрагим Хасе- невич, – но вы, Андрей Януарьевич, в корне ошибаетесь, хоть вы и уважаемый человек, академик.

Саша на минуту замолкал, потом громко шуршал газетой, выводя отца из астральной беседы с невидимым Вышинским.

– Правда-то на стороне Бухарина: нельзя обвинять человека в пре- ступлении только за то, что он в нем признался, – звучало в простран- стве возмущенной души Ибрагима Хасеневича. И вдруг он вскакивал, начинал возбужденно ходить вокруг стола.

– Не трудно представить, – почти кричал коммунист Ясинский, – как эти признания выбиваются из невинных людей в тюремных застенках.

– Тише, Ибрагим, – умоляюще шептала Мария Адамовна. Она с опаской озиралась на дверь, за которой жили, в основном, руководя- щие работники кожгалантерейной фабрики, большинство из них евреи. Хоть отношения между соседями были доброжелательные, но редко кто говорил в последнее время в полный голос, все шептались: на пороге каждого дома затаился страшный тридцать восьмой год.

Невидимый прокурор Вышинский словно видел оттуда, из Москвы, все, что происходит в одной из минских квартир ветхого 2-этажного дома на улице Немиги. Даже виртуальный, он не мог про- стить «очки» в пользу своего главного оппонента Бухарина.

В 1938 году Ибрагима Хасеневича Ясинского исключили из рядов КПБ(б), понизили в должности. Он продолжал работать на своей фабрике, но уже мастером. Тот 38-й год ударил по семье и с другой стороны: репрессировали Кирилла, родного брата Марии Адамовны. За что бесследно исчез 20-летний Сашин дядя, к которому никак не подходило взрослое «Кирилл Адамович». Молоденький шофер, весельчак и балагур стал жертвой сталинского режима.

В 1939 году Ибрагим Хасеневич умер. Саша запомнил огромную

толпу людей, шедших за гробом с факелами до самого кладбища.

7

У рабочих кожгалантерейной фабрики отец пользовался огромным уважением, оно выразилось в невиданном доселе траурном шествии.

Саша враз повзрослел, как может повзрослеть 10-летний ребенок. Он стал главным помощником у Марии Адамовны, на руках которой были еще двое детей, Тамара и Борис. Она работала санитаркой в амбулатории при Союзе писателей и композиторов Белоруссии.