Александр II, или История трех одиночеств

Не знаю, обратили ли вы внимание на то, что одновременно с неверием в желание и способность Александра II реформировать Россию в приведенных выше высказываниях звучит робкая, но различимая надежда на то, что он все же захочет и сможет это сделать. Герцен, всегда выражавший свои мысли и надежды откровенно и прямо, писал императору вскоре после его воцарения: «Я готов ждать, стерпеться, говорить о другом, лишь бы у меня была живая надежда, что Вы что-нибудь сделаете для России...» Общество, общественное мнение уже родилось и постепенно взрослело, но трон все еще оставался главной движущей политической силой в стране. Перемены, идущие сверху, являлись самым простым и надежным видом перемен, а потому на Зимний дворец были устремлены все взгляды. Тот же Н. А. Мельгунов утверждал: «Не конституционные сделки нам нужны, а самодержавные реформы... Мы не гонимся за бумажными гарантиями и готовы ввериться личной гарантии царского ума, совести и горьких опытов».

Сомнения и надежды, призывы начать реформы и поиски тех, с кем император может их начать, тревожное ожидание и не менее тревожное нетерпение. Радостная, что-то обещающая тревога...

Страсти по крепостничеству

Рассказывать о России 1860-1880-х годов в наши дни и просто, и достаточно сложно. Просто это делать в силу того, что слова «исторический перелом» не требуют ныне дополнительных объяснений. Россияне, живущие на грани XX и XXI столетий, прекрасно осознают, каково существовать, как говорят китайцы, в «интересные времена» и что эти времена из себя представляют. Сложно же описывать Россию в царствование Александра II потому, что личный опыт каждого из наших современников подсказывает ему не совсем то, что происходило в стране в 1860-1880-х годах. К тому же у собеседников постоянно и невольно возникают настойчивые ассоциации с сегодняшним временем, что является вполне естественным, но отнюдь не облегчает нашей задачи. Перестройка и постперестроечные времена второй половины XIX века и наших дней могут в чем-то совпадать только типологически, являясь в сущностном отношении достаточно разными процессами. Да и их «кормчих» вдохновляли отнюдь не одинаковые идеи и надежды. Чтобы убедиться в этом, рискнем продолжить разговор о нашем герое.

Ранее уже говоритесь о военной, внешнеполитической и экономической ситуации, в которой оказалась Россия к 1856 году, внезапно потерявшая правившего ею в течение тридцати лет монарха. Однако необходимо упомянуть и об общественно-психологическом климате, царившем в последние год-полтора царствования Николая I. «Не шевелиться, хотя и мечтать, – вспоминал о той поре писатель Г. И. Успенский, – не показать виду, что думаешь, что не боишься... Надо постоянно бояться – это корень жизненной правды, ведь остальное может быть, а может и не быть... вот что носилось в воздухе, угнетало толпу, отшибало у нее ум и охоту думать... Уверенности, что человек имеет право жить, не было ни у кого. Атмосфера была полна страхов: „пропадешь“ кричало небо и земля, воздух и вода, люди и звери. Все ежилось и бежало от беды в первую попавшуюся нору».

Очень интересное наблюдение по поводу влияния николаевского режима на творческую интеллигенцию оставил Н. А. Некрасов. «Какое ужасное положение, – писал он, – всякий человек, который имеет сказать что-нибудь обществу, должен непременно выработать из себя художника». Иными словами, выражение собственного мнения было возможно только в художественной форме, еще лучше, если писатель при этом в совершенстве овладел эзоповым языком. Прямое, публицистическое выражение своих мыслей в печати было совершенно невозможно.

Однако сколько-нибудь долго в таком состоянии общество находиться не может. Видя, что в государстве все идет наперекосяк, люди постепенно преодолевают страх и пытаются высказаться по наиболее злободневным вопросам жизни страны. В разгар севастопольской трагедии в России стали появляться политические записки, рисующие страшные, но правдивые картины расстройства всех сфер российской государственности. Вывод, к которому приходили авторы записок, прост и до боли знаком нам – россиянам, вошедшим в XXI век. «Свободы и порядка!» Смерть Николая I будто распахнула шлюзы, сдерживавшие поток общественной инициативы. Как выразился глава славянофилов А. С. Хомяков: «Важная миновала эпоха, что бы ни было, а будет уже не то». Ему вторил профессор и цензор А. В. Никитенко: «Длинная и надо-таки сказать безотрадная страница в истории русского царства дописана до конца, новая страница перевертывается в ней рукой времени». То, какой будет эта страница, во многом зависело от нового императора.