Внимание Александра было направлено на строительство главного порта – главную морскую базу России. Но где ее строить? В Либаве, как предлагал начальник морского штаба? Или на Мурмане? Александр склонялся к тому, что надо строить на Мурмане. «У него была мысль устроить порт в таком месте, где бы, с одной стороны, была гавань незамерзающая круглый год, а с другой стороны, гавань эта должна была быть совершенно открыта, чтобы это был такой порт, из которого можно было бы прямо выходить в море. Он поручил мне поехать на Север, познакомиться и узнать, есть ли возможность там строить большой военный флот. Я тогда уже был министром финансов, и это дело до меня не относилось; обратился же император ко мне, вероятно потому, что доверял. Во исполнение такого поручения, я и решился отправиться туда летом 1894 года. Конечно, я должен был взять с собою лиц компетентных в морском деле. Мы по железной дороге доехали до Ярославля, затем в Вологду; через Вологду проехали в Великий Устюг, потом выехали на Северную Двину и поехали пароходом на Архангельск.
Когда я отправлялся туда, император указывал мне на то, что когда был голод на Севере, то многие умирали из-за невозможности доставки туда хлеба. При этом он высказал мне такого рода мысль – свою мечту, – чтобы на Север была проведена железная дорога, чтобы край этот, интересы которого он принимал близко к сердцу, не был обделен.
Выехали мы прямо в Северное море, а потом в океан; останавливались в различных гаванях, а затем, направились прямо в Екатерининскую гавань. Действительно, Екатерининская гавань представляла собою замечательную гавань, как по своему объему, полноводью, так и по своей защищенности. Эта гавань никогда не замерзает, вследствие теплого морского течения – Гольфстрима. Такой грандиозной гавани я никогда в своей жизни не видел; она производит еще более грандиозное впечатление, нежели Владивостокский порт и Владивостокская гавань. Мы эту гавань подробно осмотрели; стояли там несколько суток.
Когда я вернулся в Петербург, то в первую же пятницу (т. е. в обыкновенный день докладов) был у государя в Петергофе. И в тот день я видел его последний раз в моей жизни. Еще раньше, до того, как я ухал на Север, болезнь его была явной для всех. Говорили, что у государя болезнь почек; многие приписывали эту болезнь тому, что он себя надорвал во время катастрофы в Борках при крушении императорского поезда. Александр III жил в Петергофе в маленьком дворце; в сущности, простой буржуазный домик. Государь занимал наверху две комнаты. Он выслушал мой доклад при всей его терпеливости и спокойствии. Когда я дошел до конца, и он увидел у меня папку, он обрадовался и говорит: “Так и знал, что раньше, чем придете с докладом, вы его напечатаете. Я очень вам благодарен”» (
У Витте была еще мысль, горячо поддержанная Д. И. Менделеевым и адмиралом С. О. Макаровым, построить ледокол, чтобы суда проходили на Дальний Восток через северные моря. «Для меня несомненно, что если бы остался жив император Александр III, то нашей морской базой была бы Мурманская гавань, именно Екатерининская. Это предотвратило бы искания другого незамерзающего открытого порта, из-за чего мы залезли в Порт Артур. Этот несчастный шаг завел нас в такие дебри, из которых мы до сих пор не можем выбраться, т. е. не можем уравновеситься от последствий гибели русского флота».
В конце июля Сандро и Ксения поженились. Ей исполнилось девятнадцать, Сандро – 28 лет. Красавец капитан 2-го ранга, специалист в области кораблестроения, археолог-любитель и коллекционер, знаток морского дела, совершивший несколько длительных путешествий на яхтах и кораблях (через несколько лет станет лётчиком и займется развитием авиации в России), он еще обладал блестящим литературным даром. Венчание состоялась в церкви Петергофского Большого дворца, после чего, согласно обычаю, отец подарил жениху и невесте туфли из серебряной парчи, а также халаты, весом по 13 килограммов, – они их наденут в первую брачную ночь. Сандро не хохотал, как Александр в свое время, но увидев себя в зеркале, сказал, что похож на оперного султана в последнем акте.
После свадьбы молодые супруги отправились в Данию, а после нее – в Абастумани. «Жорж похудел, побледнел и помрачнел. Болезнь его явно усилилась. Нам было неудобно быть веселыми около него, говорить о своем счастье… Уезжали мы с тяжелым сердцем» (
Лето 1894 года выдалось в Петербурге сырым и холодным, и не способствовало здоровью, но Александр продолжал участвовать в официальных мероприятиях. Появление его в Летнем театре произвело на людей тяжелое впечатление: лицо императора было желтое, одутловатое. Заговорили о нефрите.