Александр III. Заложник судьбы

Я высказал мое глубокое убеждение, что главная причина столь быстро наступившего ухудшения у государя, это переутомление и постоянные душевные волнения, что, по-моему, кроме южного климата и хорошего ухода за больным, самое необходимое – это дать ему продолжительный отдых, не утомлять государственными делами. Великий князь, соглашаясь со мной, выразил, однако сомнение, что при характере государя этого не удастся достигнуть. Я позволил себе указать, что для спасения жизни государя достичь этого безусловно необходимо и что, на мой взгляд, возбудить об этом вопрос мог бы именно великий князь. Михаил Николаевич согласился со мной, сказал, что приложит все свои старания, но насколько он исполнил свое намерение, я не знаю» (Н. А. Вельяминов).

21 сентября император переехал в Ливадийский дворец под Ялтой. В день его приезда у дворца была выстроена рота 16-го Стрелкового полка. Офицер Заварзин вспоминал: «Государь вместе с Марией Федоровной, несмотря на прохладную, дождливую погоду, подъехали в открытой коляске. Он был одет в генеральскую шинель. Первый взгляд на его открытое, с ярко выраженной волей лицо, обнаруживал, тем не менее, что внутренний недуг подрывает могучий организм. Необычная бледность и синева губ. При виде войск первым движением царя было снять пальто, как это требовал устав, если парад представлялся в мундирах без шинели. Мы видели, как в тревоге за его здоровье императрица хотела его остановить, но послышался твердый ответ: “Неловко”. – и государь в одном сюртуке подошел к роте… “Здорово, стрелки!” – прозвучал громкий, низкий голос, за которым последовал дружный ответ солдат. Медленным шагом государь обошел фронт, оглядывая его тем взглядом, под которым каждому казалось, что государь только на него и смотрит. Когда рота прошла под звуки музыки церемониальным маршем, мы услышали похвалу: “Спасибо, стрелки! Славно!” Ни у кого из нас, конечно, не зарождалось мысли, что это был последний привет царя строевой части…»

Александр не желал жить во дворце, он поселился в небольшом доме поблизости. «Когда после смерти императора Александра III мне приходилось бывать в Ливадии, я заходил в этот домик и в те маленькие комнаты, в которых он провел последние дни своей жизни и где скончался» (С. Ю. Витте).

Состоялся врачебный консилиум, диагноз «нефрит» подтвердился. Облегчить страдания царственного пациента врачи могли только кислородными подушками и массажем ног. Император стал приглашать к себе близких людей, которых давно не видел, словно желая проститься. «Он ожидал прихода смерти с царственным достоинством, не унижая ни себя, ни близких стонами или жалобами».

Однажды тихо попросил Ольгу:

– Деточка моя милая, я знаю, что в соседней комнате есть мороженое. Принеси его сюда, только так, чтобы никто тебя не увидел.

8 октября в Ливадию прибыл Иоанн Кронштадтский, приглашенный императрицей, известнейший «молитвенник за больных», слывший чудотворцем-исцелителем. Приезд его дал понять, что дела Александра обстоят плохо. Вместе с отцом Иоанном приехали братья царя – Сергей и Павел, и греческий принц Христофор. На следующий день протоиерей Янышев причастил больного, и тогда же в Ливадию пожаловал великий князь Владимир Александрович.

«Внимание всей Европы было приковано к Ливадии. В эти дни с особенной ясностью обнаружилось, какой громадный престиж и какое громадное значение имел император Александр III на всю мировую политику. Все без исключения газеты – всех направлений и всех стран – писали русскому императору благодарности, признавая его громадное значение в международной жизни всего мира, отдавая справедливость его миролюбию и благородному, прямому характеру» (С. Ю. Витте).

«Чисто русская натура: отсутствие всякого лицемерия, притворства, прямота, безыскусственность, чистота души. Великая нравственная сила, обаянием которой удивлен и покорен весь мир…» (Французский публицист Лакомб).

«Все трудности, какие можно представить, становились на его царственном пути, как будто нарочно. Смута, измена, расстройство государственной казны, голод, мор, опасности казалось неминуемой войны, – все одно за другим попеременно вставало пред ним. В последние годы он уже победил всё и всех. Весь мир признал его величайшим монархом своего времени» (Лев Тихомиров, «Московские ведомости»).

«Я почувствовал себя русским, узнав того, кто всю Россию воплощал в своей великой душе и глубоком сердце. Как раскаивался я в своих предубеждениях западника при виде русской цивилизации, возникшей последовательно и логично! Я преисполнялся чувством беспредельного восторга при виде августейшего вождя русского народа, бесконечно справедливого и безгранично доброго… Полный самоотвержения, он являл собою беспримерный в истории человечества чудный образ монарха, всецело отдававшегося служению своему народу» (Французский искусствовед Арман Сильвестр).