Читаем Александр Цыбулевский. Поэтика доподлинности полностью

Есть основания полагать, что, как и все остальное, это не случайно. Сдается, что инверсии эти суть рефлексия Цыбулевского на русскую речь, окружающую его по его тбилисскому местожительству. Думаю (хотя это всего лишь гипотеза), что все они льнут и восходят к традиции грузинского говорения по-русски[104], имеющего свои вероятные корни в грузинской грамматике.

В пользу этой догадки говорит и то, что инверсии эти встречаются почти исключительно тогда, когда речь идет о Грузии или ее атрибутах. Например, в прозе «Ранняя весна» грузинский субстрат хотя и присутствует, но явно второстепенен и, по существу, случаен: инверсии здесь начисто отсутствуют. То же можно проследить и в границах одной вещи: так, в прозе «Ложки»[105] отрывки о Грузии изобилуют ими, тогда как вставки-воспоминания их полностью лишены. С другой стороны, в вещах как бы по-грузински – «Хлеб немного вчерашний» и «Шарк-шарк» – такого рода инверсии тоже встречаются, и нередко, что отчасти можно объяснить – то явной, то подспудной – направленностью, обращенностью обеих этих вещей к Грузии. Не исключено, что со временем этот рефлекторный прием несколько закостенел и стал индивидуальным штрихом литературного почерка – приемом в собственном смысле слова.

Интересно, что в прозе Цыбулевского можно встретить и другие следы такого же не интонационного интернационализма – грузинской традиции русской речи, прелюбопытнейшего содружества двух речевых стихий. Например, такой оборот: «…и все собрались лепестки внезапно» (с. 216) – или: «пропал день бесследно…» (с. 280). И здесь мы видим тот же феномен опережения предметом своего определения, выраженного на сей раз наречием. Определяемое, предшествующее определению, – быть может, такова мелодическая традиция грузинского русского языка? Даже примелькавшееся название – «Хлеб немного вчерашний» – не соотнесено ли и оно с грузинскими речевыми мелодиями и оттенками, которые русский поэт и переводчик поэтов грузинских – Александр Цыбулевский – конечно же, великолепно знал?

Посмотрите, как он разбирает несовпадения мелодий и смыслов в грузинском и русском языках (РППВП, 30):

…«Вахме» – восклицание – причем русское «ох» и «ах» его не передает – «как мне жарко» – тут непереводима особенная направленность центростремительная (выделено мной. – П.Н.: и здесь инверсия!) – жары – грамматически к первому лицу, заостренно подчеркнуто, что именно «мне жарко». Далее, в четвертой строке вроде бы тавтология, повторение третьей… – дословно: «Как очень жарко!» Тут играет именно то, что в предыдущей строке упор был на том, что жарко ей, а тут жарко безлично, вообще жарко…

Эти грузинские речевые мелодии, собственная мелодика грузинского стиха неуловимо отчетливо слышна в ряде стихов Цыбулевского и может запросто обходиться и без «инверсий». Вот уже приводившийся пример – стихотворение «Равновесие» (с. 103):

Все равно куда –  что сперва, что потом.Но всегда навсегда –  только пусть:Карусельный спуск. Винный подъем.Винный подъем. Карусельный спуск.

Завершая разговор о «грузинских» инверсиях, отмечу, что у них есть разновидность, сближающая, объединяющая их с собственно русской традицией – этакое симметричное обрамление существительного определяющими его прилагательными[106], например «конфетных бумажек навощенных» (с. 215), «болтливый попутчик неотвязный» (с. 271) и т. д. Этот прием коренится в желании как можно точнее и полнее определить предмет или явление. Тут одним-единственным эпитетом не обойдешься, и двух-трех может не хватить. В этом кроется своя жизненная правда, соответствие с реальной сложностью и многогранностью мира и составляющих его частей.

Но мир не только сложен и пестр, он еще и противоречив, динамичен, и это постоянно толкает такого честного по отношению к жизни поэта, как Александр Цыбулевский, на алогизмы, оксюмороны и парадоксы (выделено мной. – П.Н.):

Отправляться грязным не годится –смоем несмываемую грязь.Маленькое, кажется, корытце,а по росту всем оно как раз.(Из цикла «Слобода», 2, с. 59)

Или в стихотворении «Медальон» из дагестанского цикла «Кубачинский орнамент» (с. 52):

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное