Александр Великий. Дорога славы

На третий день своего пребывания в городе я велю казначею показать мне монетный двор. В его сокровищнице хранится ошеломляющая сумма в двадцать тысяч талантов, главным образом в золотых и серебряных слитках. Лишь четыре или пять тысяч собраны в дариках и статерах. И это хранилище не заперто на замок и не имеет никакой стражи, кроме сидящих в каморке перед входом двух юных писцов и архивариуса, такого древнего, что он не смог бы отстоять это место даже от нашествия москитов. Я вижу, что это Восток. С одной стороны, достояние державы постоянно расхищается правительственными чиновниками, назначенными для того, чтобы оберегать и приумножать его, с другой — вы можете оставить всю государственную казну посреди Улицы шествий, и ни один человек не возьмёт ни монетки.

Мне рассказывают, что двести лет назад, когда Вавилонию завоевал Кир Великий, он разделил всю плодородную землю провинции на семнадцать тысяч участков, которые роздал своим победоносным солдатам и командирам. Эти пожалования подразделялись на наделы лучников, всадников и колесничих. Держатель имения платил ежегодную подать, зависящую от категории. Кроме того, с каждого надела лучника в царское войско направлялся пехотинец в доспехах, с оружием и со слугой, с каждого надела всадника — верховой со своим конём и в сопровождении конюха, а с надела колесничего — возничий с колесницей, упряжкой и оруженосцем. Поскольку многие из держателей наделов постоянно находились или в армии, или при дворе и не имели возможности вести хозяйство на своих землях, участки передавались в ведение управляющим из местных чиновников. Те заключали с владельцами договор, по которому должны были обеспечивать рачительное использование земли, а полученный доход, за вычетом царских податей и причитающегося им вознаграждения, перечислять землевладельцам. Эти управляющие, оказавшиеся фактическими хозяевами земли, составили kanesis, «сообщество» или «семью» заговорщиков, деятельность которых была направлена на подрыв власти и влияния персидской знати и, соответственно, расширение собственных возможностей. Евнухи, служившие царю, были посвящены в эти интриги и всячески способствовали их успеху, ибо сами были заинтересованы в ущемлении знати и укреплении собственного положения. В результате царские казначеи и сборщики налогов действовали в сговоре с мошенниками, обиравшими царских воинов, подрывавшими военную мощь державы и, стало быть, интриговавшими против самого царя. Однако, забирая себе львиную долю доходов, они тем не менее вынуждены были отдавать некую толику и в казну, и землевладельцам. Разумеется, все эти средства выколачивались из несчастных крестьян.

И вот теперь над этими землями воцарился я. Мне тоже предстоит поделить окрестности Вавилона на царские наделы и раздать их моим соотечественникам. А что ещё могу я сделать? Война зовёт меня дальше и дальше. Естественно, мне хочется, чтобы в моих владениях воцарились справедливость и всеобщее благоденствие. Но как этого добиться? В конечном счёте, у меня нет иного выбора, кроме как оставить дела точно в таком же состоянии, в каком они пребывают сейчас, в ведении тех же самых чиновников. Я вынужден поступить так, как поступал до меня каждый завоеватель.

Я заберу деньги и пойду дальше.

И всё же я не стал бы утверждать, что продажность составляет единственную суть здешней жизни. Я провожу памятную ночь в беседе с царицей-матерью Сизигамбис, ставшей для меня своего рода наставницей.

   — На Востоке человека оценивают не как личность, по его заслугам, но исключительно по его положению, месту у кормила власти. Он не может самостоятельно «преуспеть» или «продвинуться». Наше общество, Александр, совершенно не похоже на твою армию, где доблесть уравнивает всех, позволяя бедняку обогатиться, а человеку незнатному достичь видного положения. У нас же ни один человек не существует вне подчинения другому.

Сизигамбис подробно рассказывает мне о сложнейшем механизме власти, том путаном лабиринте, в котором одна часть общества навязывает свою волю другой, но тем самым и сама ввергает себя в зависимость от чьей-то тиранической воли.

   — Взаимная кабала представляет собой сеть, простирающуюся сверху вниз и из стороны в сторону, паутину, опутывающую всех и каждого. По нашим понятиям, человек не может и не должен иметь собственной воли, единственное допустимое желание — это желание угодить своему господину. Спроси любого, а чего именно хочет он сам для себя, и человек затруднится ответить. Само это понятие находится за пределами его понимания.

Это Восток. Справа видишь богатство, поражающее воображение, слева — нищету, которая не поддаётся описанию. Тяготы, выпадающие на долю крестьян, столь велики и нескончаемы, что любого из этих людей можно считать почти святым. Они держатся с достоинством, которому могли бы позавидовать и цари Запада, но это достоинство камня, столетиями противостоящего выветриванию, а не человека, спустившегося с небес.

Я говорю царице матери, что хотел бы видеть её сына, царя Дария, здесь, с нами.

   — Зачем? — спрашивает она.