Александр Великий. Дорога славы

Через два дня, одолев триста стадиев, мы прибываем в Амах, а следующий, пятидневный труднейший переход приводит нас в Алеппо. По пути мы получаем донесение от Гефестиона, который находится впереди, в Тапсаке. Выясняется, что Ариммас, назначенный мной наместником Месопотамской Сирии, не справился с задачей создания по маршруту движения зерновых складов, так что пополнять припасы войскам придётся за Евфратом. В первый момент меня подмывает подвергнуть нерадивого чиновника примерному наказанию в назидание другим, но Гефестион, предвидя подобный порыв, в своём послании просит меня оказать этому человеку снисхождение. По его словам, Ариммас прилагал все усилия, чтобы выполнить поручение, однако масштаб задачи оказался ему не по плечу. Недостаток способностей — это не вина человека, а его беда, винить же в случившемся мне следует скорее себя: ведь это я сделал наместником человека, непригодного для столь высокой и ответственной должности.

Доводы Гефестиона убедительны. Я ограничиваюсь тем, что смещаю Ариммаса и отправляю его домой.

По счастью, в долине Оронта, где мы разбиваем лагерь, прекрасные пастбища, а из Антиохии по моему приказу нам прислали караван из семнадцати сотен мулов. Нагрузившись припасами, мы снимаемся с лагеря. Теперь наш путь лежит на восток, во владения врага. В поведении и настроении людей ощущается перемена.

Я улавливаю это, когда еду рядом с Теламоном, сбоку от походной колонны.

   — Чувствуешь? — спрашиваю я его.

   — Ещё бы, — отвечает он. — Это страх.

Каждый стадий уводит нас вглубь материка, всё дальше от наших морских портов и всё ближе к сердцу вражеских владений. Солдаты невольно оглядываются через плечо на остающуюся позади них дорогу, размышляя о том, как далеко она их завела. Далеко от надёжных баз снабжения и безопасных опорных пунктов.

В Триполи, на побережье, ожидается прибытие подкрепления общей численностью в пятнадцать тысяч бойцов. Имеет ли это жизненно важное значение для успеха нашей кампании? Нет. Но то, что эти войска не присоединяются к нам ни в Дамаске, ни в Омсе, ни в Алеппо, не способствует укреплению боевого духа: многие склонны видеть в этом дурное предзнаменование.

Как в такой ситуации должен повести себя командующий? В воинских наставлениях не говорится о том, как справляться с иррациональным, бороться с неизвестным и обезоруживать беспочвенное.

Мы, как командиры, обсуждаем наши маршруты, нашу тактику и стратегию, но при этом нередко забываем о том, что солдаты делают то же самое. Они вовсе не глупы и не слепы. Они видят, как меняется местность, и имеют представление о том, куда их ведут. Все самые свежие донесения разведки живо обсуждаются в палатках и вокруг лагерных костров. Если у нас, военачальников, есть свои источники информации, то десятники и рядовые располагают своими. Им легче, чем нам, сойтись с местными жителями, они запанибрата с маркитантами, с ними, не стесняясь, распускают языки лагерные шлюхи. Стоит появиться какому-то слуху, и он тут же передаётся из уст в уста. Скаковая лошадь не сможет промчаться галопом вдоль колонны быстрее, чем по ней распространятся последние новости. В том числе и пугающие.

Ещё через два перехода колонна прибывает в Дура-На, на то самое место, где армия Дария восемнадцать месяцев тому назад стояла лагерем перед тем, как выступила к Иссу, навстречу битве и своему поражению. До сих пор огромная территория остаётся захламлённой и загаженной, а местные жители и по сей день разбирают на растопку остатки лагерного частокола и прочих деревянных укреплений. На великих военных трактах случается натыкаться на опустевшие лагеря исчезнувших армий, но я взял себе за правило никогда не останавливаться в таких местах на ночлег. Это дурное предзнаменование. Кроме того, в данном случае я не хочу лишний раз нервировать солдат напоминанием о том, сколь малы наши силы в сравнении с полчищами врага. (Нашей армии едва ли удастся заполнить пятую часть того пространства, которое занимало неприятельское воинство.)

Но наши солдаты всё равно видят это. Да и как иначе, они же не слепцы! Я чувствую, как меняется их походка.

   — Сколько же тысяч проклятых персов было в этом лагере? — ворчат они на ходу. — И сколько их соберётся, когда мы столкнёмся с ними в следующий раз?

Я еду рысцой вдоль колонны.

   — Братья, не дадите ли вы мне ещё пятьдесят стадиев, перед тем как мы разобьём лагерь?

Это говорится намеренно. Нам не сравниться с врагом числом, значит, следует показать людям какое-либо другое преимущество. Оставляя позади места былых вражеских бивуаков, они, по крайней мере, будут знать, что мы маршируем увереннее и быстрее, преодолевая в два перехода расстояние, на которое персам требуется три. Однако с разъедающим души страхом так просто не справиться. В ту ночь в лагере случается происшествие, связанное с оружием, подобного которому наши люди до сих пор не видели.