Солдаты уныло брели по грязным дорогам. Им было не до ярких птиц, усеивавших деревья. Баньяновое дерево, под раскидистой кроной которого мог укрыться от солнца целый эскадрон, чудесный фламбоян с огненными цветами — ничто не трогало их. Они вынесли жгучий зной Месопотамии, обжигающий мороз Гиндукуша, степные пожары Согдианы, снежные бури на Хайбарском горном перевале, но, казалось, нескончаемый дождь, идущий уже 70 дней, буквально размыл их душевные силы. Правда, на какое-то время они воспрянули духом, когда один из раджей по имени Сопиф открыл им ворота города, предоставил удобные — и сухие! — жилища и велел изысканно-прекрасным женщинам обслуживать их. Создавалось впечатление, что красота ценилась этим народом превыше всего.
«Оставлять ли в живых новорожденного ребенка, решают не родители, а члены специального синклита врачей. Если они сочтут хотя бы одну часть тела ребенка уродливой, то велят убить его. Браки также заключаются не по происхождению, а по степени физического совершенства», — писал Курций Руф.
И настал день, когда они достигли Гифасиса (ныне Биас), самой восточной из пяти рек Пенджаба. Он стал рекой, откуда не было возврата…
Историки спорят — ну что ж, на то они и историки. Да и прошлое не лежит перед нами раскрытой книгой. Чем меньше фактического материала, чем противоречивее данные, тем больше простора для споров. Чаще всего сомнениям подвергается подлинность документов, ведь возможны и подделки. Не менее важно уяснить, вымышлено, заимствовано или искажено содержание источников. Изучая историографию Александра, часто наталкиваешься на формулировки типа: «Измышления В. В. Т. представляются нам совершенно непонятными», или «…это останется, конечно же, тайной Г. Д»., или «…X. пытается предложить нам новую интерпретацию на чисто умозрительной основе», или же «…попытки А. сгладить проблему переходят границы дозволенного». Встречаются и более жесткие выражения: «…Возникает вопрос, учился ли Р. К. когда-либо своему ремеслу» или даже «…впору схватиться за голову и спросить себя, как же Г. С. смог ухитриться настолько исказить документ». И так далее, и тому подобное.
Дискуссии ведутся как вокруг речи, произнесенной Александром на реке Гифасис перед своими военачальниками, так и по поводу ответа на его обращение полководца Кена. Обе речи представляют собой образцы блестящей риторики, волнующей и захватывающей слушателей. И очень трудно поверить доказательствам, согласно которым данных речей вовсе не существует. Но при этом сомнению подвергается не сам факт их существования, а характер содержания. Не кто иной, как Птолемей, слышал обоих ораторов собственными ушами, и на его свидетельствах основывался Арриан при создании «Анабасиса». Но до нас обе речи дошли также в изложении Квинта Курция Руфа. Таким образом, их аутентичность имеет под собой прочную основу.
Александр все острее чувствовал, что недовольство солдат грозит перерасти в депрессию, и поэтому против своего обыкновения отдал им на разграбление лежащие окрест богатые селения и города, а также велел выделить обозным девкам и детям больше провианта, чем обычно, что повлекло за собой дополнительные расходы. Но эта попытка подкупа кончилась неудачей, потому что после возвращения с добычей в лагерь воины узнали, что через день им придется переправляться через бурную реку и совершить двенадцатидневный переход через пустыню, чтобы встретиться затем на берегах другой бурной реки с предводителем огромного войска, враждебно настроенного по отношению к ним. Они взволнованно спрашивали своих командиров, правда ли это или всего лишь один из многочисленных слухов. Но неприятные новости не были слухом. Стало известно, что их полководец действительно получил от индийского раджи Фегея и Пора сведения о пустыне Тар, о Ганге, крупнейшей реке Индии, о царе Ксандраме, его 200 тысячах пехотинцев, 180 тысячах кавалеристов, 2 тысячах боевых колесниц и 4 тысячах слонов.
Солдаты, многие из которых рассчитывали на то, что здесь, на Гифасисе, поход, наконец, закончится, сгрудились, разъяренные, перед палатками военачальников, сотрясая воздух гневными криками и протестующе бряцая оружием.
И тем не менее часто употребляемое выражение «бунт на Гифасисе» неверно. Бунтовать они просто не смогли бы, потому что для этого уже не было сил. С того самого дня, когда воины покинули родину, они прошли свыше 18.000 километров (гигантское расстояние, с лихвой перекрывающее путь, пройденный войском Наполеона при его продвижении к Москве).