Александр Великий. Мечта о братстве народов

Но не только солдаты бежали от поднимающейся воды, карабкаясь по склонам холмов. Бежали и скорпионы. И змеи. Водяные крысы, ужи и гадюки заползали в палатки, их находили в посуде, шлемах, латах; они прятались под попонами лошадей, под сиденьями повозок. Они стали настоящим бичом армии, потому что ядовитые зубы этих тварей несли смерть, спасения от которой не было. А если противоядие и существовало, то знали о нем лишь местные лекари. Их повсюду отыскивали и устраивали лазареты, где исцеляли от укусов змей. Многие пациенты получали помощь слишком поздно. Они умирали, корчась в муках на походном ложе, покрытом соломой, до последнего вздоха жалуясь на свою горькую судьбу и проклиная богов: ведь такую смерть, в отличие от смерти на поле битвы, никак нельзя было назвать доблестной.

Против всеобщего недовольства следовало, как уже часто бывало раньше, найти какое-то средство. Александр нашел его и на этот раз. Но с самого начала его догадка основывалась на заблуждении примерно такого же масштаба, как и ошибка Колумба, считавшего, что он попал в Индию. При переправе через Инд многие солдаты получили опасные укусы; другие, отчаянно барахтаясь и отбиваясь, исчезали в воде. Причиной тому были крокодилы, которых видели на Ниле, но никак не ожидали встретить здесь.

По пути продвижения войск к Гидраоту греческие ботаники обнаружили растение из семейства бобовых, казавшееся идентичным встречавшемуся в Египте. Взволнованные, они представили свою находку при дворе, присовокупив к ней свежесорванные цветы лотоса, типичные для Египта. Поскольку были и другие совпадения в том, что касалось флоры и фауны страны фараонов, Александр пришел к выводу, что Инд — это не что иное, как верховья Нила, более того — его исток. По его мнению, Нил протекал в юго-западном направлении и где-то в далеких пустынях поворачивал на север, чтобы явиться миру в районе Верхнего Египта как Великий Нил.

Поэтому по окончании похода, считал он, можно было не возвращаться домой пешком, а плыть на судне вниз по течению до Александрии, а там и рукой подать до дома. Любой солдат знал о том, что уже давно отряд, с которым были посланы плотники-корабелы и моряки, отправился в предместья Гималаев за корабельным лесом.

И скоро в палатках только о приятном путешествии в Александрию и говорили. После первоначальных успехов на реке Акесин (Хенат), где 37 городов добровольно покорились пришельцам, они встретились с племенами, которые и не помышляли о том, чтобы отдать свои земли алчным чужакам. Катайцы Лахорской равнины окружили холм, высящийся перед их столицей Сангалой, тройным кольцом из повозок, чтобы не дать развернуться грозной коннице неприятеля. Им вполне удалось привести македонян в замешательство, посылая в них стрелы и прыгая с повозки на повозку. Нападавшим пришлось вызвать подмогу. Подоспевшие пехотинцы разбирали ряды повозок и расправлялись с защитниками города. Но большинству из них все же удалось укрыться за глинобитными городскими стенами, прочными, как гранит.

Александру пришлось дождаться Пора с его индийскими добровольцами, слонами и стенобитными машинами. И город пал, как пали до него сотни других городов: под стены был сделан подкоп, башни рухнули, по приставным лестницам солдаты Александра взобрались на полуразрушенные стены, перелезли через них и открыли ворота изнутри. Но и в городе катайцы дрались, оправдывая свою репутацию доблестных воинов. В конце концов их сопротивление было сломлено, ибо оружие чужеземцев значительно превосходило их собственное. Но побежденные испытывали удовлетворение от того, что убили и покалечили так много врагов, что македонские военачальники, подсчитав потери, ужаснулись. Если потери в битве при Гидаспе были непомерно высоки, то на этот раз число тяжелораненых, среди которых было много командиров, превысило прежнее более чем на тысячу. Они лежали в палатках походного лазарета со сломанными руками, раздробленными ногами, выбитыми глазами, вывалившимися кишками, сломанными челюстями, окровавленными головами. Царь навещал их, как всегда после битвы, утешал, подбадривал, но мало чем мог помочь, как и врачи, которых не хватало и искусство которых было не всесильно.

Сангала была разрушена, жители города, которых насчитывалось около 70 тысяч, проданы в рабство. Тем самым Александр преследовал цель запугать тех, кто помышлял о сопротивлении. Но это ему не удалось. Когда Александр пообещал союзникам катайцев не причинять им вреда, если они с миром встретят македонское войско, ему никто не поверил. Те, кому удалось бежать из Сангалы, рассказали союзным племенам о беспощадности и кровожадности завоевателей. И Александр наказал их в назидание другим: снова тысячи людей были изгнаны из родных мест, убиты или уведены в рабство. Через все завоеванные земли тянулся кровавый след армии Александра. Солдаты все больше теряли надежду и ожесточались, утрачивая веру в благополучное завершение похода.

«Но, судя по всему, для их полководца конец борьбы был невозможен, пока оставался хотя бы один враг», — пишет Арриан.