Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Но ему часто приходилось сталкиваться с различными группами, кланами, которые у него вызывали недоверие, даже страх. Кто они такие, — эти знаменитые интеллектуа­лы, эти студенты, которые, сидя в кафе, кричали о своем же­лании изменить вес мир с помощью цветистых фраз? Чего стоят все эти вышедшие из моды господа, которые цепля­ются за#свое состояние, за свои привилегии, которые люто ненавидят и презирают всех и каждого? Чиновники? Бюро­краты? Военные? Все они раздуваются от собственной важ­ности, а в их рассеянном взоре нет и следа истинных знаний, никакого искреннего желания общения.

Только государь и государыня вызывали у него чувство любви. Он им не завидовал. Абсолютно нет! Более того, ему их было жаль.

Неужели они такие тираны, кровососы, как о том трубят различные адвокаты и торговцы, которые, сидя до утра в сомнительных кабаках-притонах, обливают грязью власть и монархию?

Ну а церковники? Конечно, отец Феофан поддержал его, когда он впервые приехал в Санкт-Петербург. Но откуда у него такая ненависть к нему, Григорию, когда он встречает­ся с другими священнослужителями, священниками и мо­нахами, членами Святейшего синода?

Ответ все тот же: он, Григори, великий грешник, он тво­рит безобразия, бросается на всех женщин подряд и под ви­дом благословения готов их всех насильничать...

— Это он, Григорий, насильник? — подумал Распутин с ироничной улыбкой. Разве они сами толпами не приходят в его скромную квартирку с такой целью? Наслышались раз­ных скандальных сплетен о его необычайной мужской силе. Нет, разврат не в его духе, но он не в силах отказать себе в половом наслаждении...

Но клевета продолжалась, раздуваемая окружением ца­рицы, которому было невыносимо видеть, как привечают во дворце грубого мужлана, словно правительственного мини­стра.

Григорий верил, верил до конца в неуязвимость своего религиозного могущества. Бог его никогда не оставит. Пре­чистая Дева поручила ему важную миссию — спасти Россию. А спасти Россию — означало спасти жизнь этого слабенького наследника Романовых, на головке которого должна когда- нибудь воссиять золотая корона, обеспечивавшая будущее империи.

* * *

Отважный премьер Петр Аркадьевич Столыпин, пользу­ясь поддержкой царя, проводил свою политику по возрож­дению страны. Народ сохранял спокойствие. Никто и не помышлял о бунтах. Но правящий класс недовольно ворчал. Фрондирующее дворянство считало, что нужно отстранить­ся от правительства, которое дает слишком много привиле­гий мелким коммерсантам и простому труженику.

Николай вместе со своим премьером работали над повы­шением народного благосостояния, и царь уделял особое внимание народному просвещению. Бюджет министерства народного просвещения постоянно, из года в год существен­но возрастал. Так, если на нужды народного образования в 1906 году было истрачено 25 200 ООО рублей, то к 1911 году эта сумма увеличилась на 260 процентов! Во многих губер­ниях создавались университеты, технические училища, ча­стные и казенные гимназии. За тот же период число учащих­ся возросло на 420 процентов!

И несмотря на все эти успехи, царя продолжали называть тираном, деспотом, кровавым палачом. Поворачивался же язык называть «кровавым» Николая И у первых большеви­стских комиссаров!

День за днем, на рабочий стол премьера ложились пач­ками доносы на «проклятого монаха», ужасного «соврати­теля» Распут ина, только одно присутствие которого во двор­це грязнило семейный очаг Их величеств.

Доносов становилось все больше, и это вызывало у Сто­лыпина определенное беспокойство. Монашенки, бесчест­ные служанки, которым кто-то платил за ложные показания, приходили в полицейские участки и заявляли там, что «ста­рец» их изнасиловал.

Само собой разумеется, Аничков дворец и вся камари­лья вдовствующей императрицы хватались за все эти рос­сказни, чтобы как можно больше досаждать императору. Была даже создана делегация из членов царской семьи, которая должна была убедить Александру расстаться с Рас­путиным, прогнать этого недостойного человека прочь из дворца.

Александра оставалась самой собой, такой же честной, прямолинейной, верной, и останется таковой до смерти, и она не могла допустить, чтобы так порочили единственного человека, который целый год следил за ее сыном, спасая его от верной смерти. Борьба становилась все ожесточеннее.

Столыпин, наконец, решился поговорить об этом с им­ператором:

— Ваше величество, больше нельзя держать этого сладо­страстного «старца» возле вас с супругой. Полиция устано­вила за ним слежку. У меня есть самые неопровержимые до­кументы, свидетельствующие о его скандальном поведении, о его непристойностях, попойках и его бахвальствах, кото­рые постоянно подрывает священный для всех нас престиж Вашего величества...

Император слушал премьера с самым серьезным видом. Он не сомневался в его добропорядочности. Но он все же выступил на защиту этого мужика, этого ясновидящего, ко­торый постоянно возвращал к жизни его сына.

Столыпин стоял на своем: