Александра Федоровна. Последняя русская императрица

И вот, когда место освободилось, его тут же заняла Анна Вырубова (урожденная Танеева), которая стала просто не­заменимой для царицы.

Мы не станем здесь защищать эту несчастную, добрую, искреннюю особу от обвинений тех, кто ревновали ее к ца­рице, с которой она поддерживала очень близкие отноше­ния. До трагического конца династии, она проявляла к ней самые уважительные чувства и не раз пыталась спасти всех этих мучеников во время пленения тех в Тобольске, а потом и в Екатеринбурге.

Анна Вырубова не имела никакого отношения к пригла­шению Распутина в царский дворец. Его туда привела вели­кая княгиня Милица, которая тем самым хотела оказать помощь пришедшей в отчаяние императрице. Ее предан­ность «старцу», как и безоговорочная преданность госуда­рю и государыне, не могут не вызывать у нас симпатий. Го­ворят, что она была не очень умной и не обладала никаким шармом! Ну как можно принимать на веру такие высказы­вания, если и во всех прочих, имевших отношение к ней, нет ни капли объективности?

...И вот когда, наконец, Александра, ободренная обеща­ниями отца Григория, познала определенный покой семей­ного очага, санкт-петербургские языки еще больше развя­зались, стали раздаваться грязные догадки, появились пред­положения о сексуальных извращениях. Эту несчастную женщину даже обвиняли в преступной любовной связи с Ан­ной, ее подругой. Говорили, что якобы и сам император был в нее влюблен...

...Куда же приведет дорожка общество, которое в своей роскоши, увешанное драгоценностями со своими лакеями, склоняющимися перед ним в три погибели, не удовлетво­ренное до конца жестокой своей эксплуатацией народа, позволяющее себе любые дорогостоящие капризы за счет бедняков, развлекалось бедами своей государыни и пыта­лось очернить эту чистую царицу, несущую свой тяжкий материнский крест? Все это, видимо, делалось для того, что­бы самому подняться из грязи... той самой золоченой грязи, которую освещали яркие огни их прекрасных салонов, и при этом свете была так хорошо видна вся ложь их притворных, якобы изысканных манер.

Кто же в таком случае подготовил русскую трагедию уже разложившегося до Николая II режима, если не это высшее общество, представители которого имели трусливую наглость приписывать все свои пороки невинным самодержцам?

XX.

Распутин жил в самом центре столицы, и поэтому мож­но было легко его найти, чтобы при необходимости, при но­вом приступе болезни цесаревича, немедленно вызвать его в Царское Село.

Очень скоро «старец» оказался в самом центре внима­ния общества, о чем он даже и сам не подозревал, и к нему поступали приглашения в самые аристократические сало­ны. В городе только и было разговоров о его чудесных ис­целениях и его странном и могучем благочестии, которое никак не укладывалось в рамки церковных уложений.

Он упивался своей силой, этот, несомненно, большой мистик с грубой душой, и его наивность была сродни легко объяснимому тщеславию. Он жил своей глубокой сокровен­ной религиозной жизнью, погруженный в молитвы, чтил всех святых в святцах и прежде всего, конечно, Бога — Отца. Его л и вина в том, что его религиозный высокого нацдла пыл вызывал у него похоть примитивного мужика? Он искрен­не желал быть аскетом, вести простую, строгую и суровую жизнь, избегать всех соблазнов грешной плоти...

Но повседневная его жизнь призывала к другому, совер­шенно противоположному, отдающие мишурой, показуш­ные предложения, весьма сомнительное усердие многих были любы его сердцу, они волновали его щедрую от при­роды жадную до любви натуру.

Самые известные дамы из высшего общества наперебой оспаривали друг у друга право пригласить его в свой салон или получить от него столь желанное приглашение на его знаменитые чаепития, на которые по несколько раз на не­деле приходили самые выдающиеся адепты.

Чего только не говорили о его влиянии на политику Рос­сии! Но он как раз от этого отказывался. Ни одна из суще­ствующих партий не вызывала у него доверия. К тому же этот «старец» им мешал. На самом деле все эти революционеры, которые повсюду верещали о своем намерении все уничто­жить, разорить, что могли они дать позитивного для мужи­ка, чем улучшить его благосостояние? Григорий Ефимович гордился тем, что он — простой мужик, и старался оградить себя от различных компрометирующих его восхвалений. Д ля него, как и для любого русского крестьянина, важнее всего Бог и царь. А теперь его принимали в императорском двор­це как какого-то князя... К тому же он полюбил, как родно­го сына, этого больного ребенка, цесаревича, который смот­рел на него своими умоляющими о помощи глазками. Он теперь вел борьбу со смертью, которая грозилась забрать с собой мальчика. И с этой целью он удваивал свои силы, свое могущество.