Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Решительно, эти две женщины не находили общего язы­ка, и, скорее всего, никогда не найдут. Великие княгини под влиянием своего окружения заявляли, что молодая императ­рица делает все, чтобы отдалить мужа от его матери, от чле­нов царской семьи. Фрейлины из числа той аристократии, которая еще недавно составляла двор Александра III, ни­сколько не желали понравиться императрице. Той пришлось не раз их менять. Повсюду распространялись слухи о том, что этой капризной немке не угодишь, что служить ей — одна каторга. После того как своих постов лишились графи­ня Ламсдорф и княгиня Барятинская, трудно было, судя по всему, подобрать им замену, найти достойных кандидаток. Но одну все же нашли. Княгиня Оболенская, заняв эту дол­жность, более двадцати лет, до самого конца царствования оставалась верной Ее величеству. Этот неоспоримый факт опровергал все коварные инсинуации придворных статс- дам, которыми с удовольствием пользовалась княгиня Рад- зивилл в своих мемуарах, но все, что она в них писала, было так далеко от истины.

Короче говоря, чтобы молодая императрица не говори­ла, чтобы не делала, какие бы решения не принимала, все тут же вызывало суровую критику, самые неблагоприятные комментарии.

Утверждали, что она, пользуясь своим положением, на­стойчиво всем протягивала руку для поцелуя, что раздража­ло многих, считавших, что такой жест их унижает.

НобудЬунее другой характер, будьона излишне веселой, даже фамильярной, то непременно нашлись бы такие, ко­торые стали бы упрекать ее в недостаточном чувстве соб­ственного достоинства и неуважении к короне.

Царствование этой молодой несчастной женщины нача­лось в обстановке постоянной, угнетающей критики, глав­ным источником которой служили неприязненные чувства к ней со стороны свекрови, которая выражала к ней свою антипатию еще до того, как она стала членом семьи, — она считала, что только одна она может судить о том, как ее не­вестка должна вести себя!

Но в дружном хоре этих разодетых светских дур, осуждав­ших все ее слова, все ее поступки, раздавались и более здра­вые голоса. Мол, пока еще слишком рано судить о ней, пусть вначале немного привыкнет к своему стремительному воз­вышению. Такое мнение разделяли многие, но праздноша­тающаяся санкт-петербургская толпа, которая ни в чем не уступала точно такой же толпе парижской, прислушивалась только к тем мнениям, которые выражались громче других, то есть к мнениям членов императорской семьи.

Наступил, наконец, момент, когда оба противостоящих друг другу придворных клана все решительнее выражали свое мнение по этому поводу. Два инцидента, произошед­шие этой зимой, всполошили всех.

По чину православного богослужения русское имя импе­ратрицы при литургии произносилось сразу после имени императора. Но Павел I своим указом в конце прошлого века установил полное преимущество в этом отношении вдов­ствующей императрицы при ее жизни.

Мария Федоровна, воспользовавшись этим царским ука­зом, не пожелала отказаться от своего преимущества в пользу новой императрицы и потребовала, что ее имя, как и встарь произносилось при богослужении первым.

Царь пытался каким-то образом уладить этот острый, вызывающий у него беспокойство, спор. Но Александра тоже не сдавалась. Она потребовала, чтобы Святейший си­нод, — этот высший орган религиозной власти, — разобрал это дело и решил, наконец, какая из двух императриц по своему рангу следовала сразу за императором.

Мария Федоровна принялась «обрабатывать» своего сына. Святейший синод собрался для обсуждения этого воп­роса. На совещание были созваны известные в России ар­хиепископы, протоиереи, священники. После проведенных консультаций, после тайного голосования предпочтение клира было отдано молодой императрице.

Таким образом, Синод не удовлетворил требования вдовствующей императрицы, и та очень рассердилась на своего сына, — еще бы, ведь он вполне мог своим новым указом подтвердить действенность первого, составленно­го Павлом I, таким образом проявить свое уважение к древ­ним обычаям... В окружении Николая многие выражали недовольство тем, что царь не лишил такого преимущества свою жену, и тем самым нанес болезненное оскорбление матери.

О втором инциденте предпочитали не упоминать даже горячие защитники Марии Федоровны, так как он проти­воречил всем усилиям оправдать ее притязания.