Великая княгиня Елизавета приехала к ней в мае месяце. Она вместе с родителями так радовалась будущему ребенку, наследнику престола. Сестры жили в уединенной обстановке, занимались музыкой, вышиванием, читали по-французски, старательно рисовали акварельки, катались по парку в своем экипаже. Дни летели один за другим с удивительной быстротой.
Вдовствующая императрица постоянно сообщала о своей жизни на родине, царь часто писал матери, призывая ее порадоваться вместе с ним их светлой надежде на наследника: «ребеночек становится уже большим, он сучит ножками в животе Алике и толкается, словно чертенок».
Мария Федоровна оставалась довольно сдержанной в своих ответах по поводу их будущего.
Когда наступило лето, Элла вернулась в Ильинское, где ее ждал великий князь Сергей Александрович, а императорская чета отправилась переждать летние горячие денечки в Петергоф. Морской свежий воздух был полезен им обоим. Они жили в маленьком, уютном, словно игрушка, домике прямо на пляже, свита была небольшой, а число слуг сокращено до минимального.
Вместе с тем, когда частная, семейная жизнь супружеской четы становилась с каждым днем все счастливее, новости о внутренней политике в стране становились все более серьезными, даже угрожающими, и Николаю в его новом положении царя приходилось на них реагировать. Этот пока еще не государь, а лишь его подмастерье, уже совершил несколько ошибок психологического порядка, хотя в доброте молодого царя, его чувстве справедливости, его великой верности своему народу никто не мог, вполне естественно, усомниться.
Несмотря на сильно затянувшийся период траура в силу всем хорошо известных печальных обстоятельств, новому императору не терпелось встретиться с представителями дворянства и членами многочисленных земств.
Во время одной из официальных аудиенций произошел неприятный инцидент. Если бы о нем умолчали, то оппозиция не получила бы в результате стольких причин для выражения своего недовольства и своей суровой критики властей. В двух словах дело обстояло таким образом: земство (орган местного самоуправления) Тульской губернии, известное своими либеральными тенденциями, направило свои соболезнования Николаю II. Некоторые официальные круги, ознакомившись с содержанием этого адреса, сочли его противоречащим самим принципам самодержавия. Тем не менее другие министры и более здравомыслящие люди не нашли в этом документе ничего крамольного или опасного. Иностранные политики увидели в нем первую предпринятую русским народом попытку донести до государя реальные нужды того народа, которым он управлял!
Но этот документ сильно не понравился министру внутренних дел, особенный гнев у него вызвал такой абзац: «Мы твердо верим, что Ваше Величество при Его царствовании станет признавать права как отдельных граждан, так и существующих народных представительств, к которым будут относиться с постоянным должным уважением...»
Министр счел необходимым обратить внимание государя на подобную дерзость (!), и молодой царь, еще находившийся в плену различных теорий отца, согласился с мнением своего высокопоставленного чиновника.
Легко поддаваясь чужому влиянию, Николай II заявил, что земству Тверской губернии следует преподать урок и чтобы все его члены были оповещены и проинформированы о недовольстве хозяина.
Если бы этому не столь значительному инциденту не придали столько публичности, то популярность царя ни в какой мере не пострадала бы, — но вероятно, чья-то опытная ловкая рука в императорском дворце уже передвигала пешки на доске, чтобы приблизить падение царской династии. Многие историки, занимающиеся Россией XX века, видят в этом злосчастном адресе земства Тульской губернии прелюдию к той трагедии, которая приведет к падению дома Романовых и окончанию их самодержавной власти в стране...
У мелких причин — большие последствия, — говорится в пословице. На официальном приеме в Санкт-Петербурге, устроенном в честь делегатов губернских народных представительств, собравшихся в столице для поздравлений новой императорской супружеской четы, Николай, воспользовавшись представленной ему возможностью, решил свалить всю вину на свой народ. В его речи особых угроз не содержалось, но он произнес ее с такой яростью, что во всех кругах ее стали комментировать с большим разочарованием. Речь его заканчивалась такими словами: «Я хочу, чтобы все знали, что я буду предпринимать все свои усилия, чтобы во благо всего народа сохранять и впредь принцип абсолютного самодержавия, сохранять столь же твердо и энергично, как это делал мой отец, об уходе которого все мы так скорбим...»
Несчастный! Он мог вполне иметь подобное намерение, но зачем о нем заявлять публично? К тому же сопровождавшая царя императрица была в траурной одежде. Она, видимо, не знала о древнем русском обычае, запрещающем молодой жене облачаться в траур, при получении поздравлений по поводу ее бракосочетания! Несчастная принцесса, действуя из лучших побуждений, тем самым только озлобляла свой народ.