Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Вернувшись, они проходили в небольшую гостиную пе­ред их спальней, где их ожидал поздний ужин. Жарко пыла­ющий камин освещал узкую комнатку и уставленный яст­вами стол. Как и все влюбленные в мире, они обменивались поцелуями, пили шампанское и ели кое-что из закусок, ко­торых всегда было слишком много.

Так, абсолютно неожиданно для них наступил последний день этого года — 31 декабря. Николай не пожелал прини­мать участия в традиционном новогоднем торжестве, когда собирались все члены семьи. Он отпразднует Новый год на следующий день, I января 1895 года!

Разочарованной старой императрице пришлось провес- ти предновогодний вечер со своими фрейлинами и самыми близкими подружками. Она говорила всем, кто ее слушал:

— После того как мой сын женился, я его больше не вижу — ну, почти не вижу. Мне кажется, что я ношу второй траур...Все это было неправдой. Николай с Александрой каждый день завтракали в компании императрицы-матери. Если он не мог присутствовать из-за какой-то важной официальной причины, то выкраивал время для встречи с ней в дневное время.

Николаю хотелось особо отметить в своем дневнике пос­ледний день 1894 года. Многие несдержанные читатели осуждали его скупой стиль, обвиняли его в отсутствии эмо­циональности, интереса к деталям, тем не менее приведем те фразы, которые он написал в последние часы уходящего года.

«Как тяжело думать об ужасной потере этого года. Но, уповая на Бога, я без страха смотрю вперед, ожидая наступ­ления Нового года, потому что самое худшее для меня, то, чего я боялся всю свою жизнь, — смерть отца и восхожде­ние на престол — уже случилось. Вместе с таким безутеш­ным горем Господь наградил меня также и счастьем, о ка­ком я даже не смел мечтать. Он дал мне Алике».

Эта молодая женщина в объятиях своего мужа дарила ему чудесные восторги плотской любви, хотя эту пару глубоко связывали и другие узы.

Единение их духа и тел вели их к самой полной зависи­мости друг от друга.

— Я люблю тебя, — не уставала она повторять ему, при­касаясь своими нежными губами к губам своего возлюблен­ного. — Я люблю тебя... и в этих трех словах — содержание эсей моей жизни!

Требовалось ли им еще что-то другое, этой почти уни­кальной паре в истории монархических браков, чтобы по­знать абсолютное счастье? Конечно! Для этого им не нужно было жить вместе с кем бы то ни было, и меньше всего с ма­терью мужа.

Говорят, что в первые месяцы своего царствования Ни- колай нуждался в советах матери по политическим вопро­сам и постоянно к ней обращался с такой просьбой. При ЗГОм она, как полагают, действовала искренне, даже не по­дозревая, что ее невестка могла на нее обидеться из-за ее постоянных встреч наедине с сыном. В этом можно, конеч­но, засомневаться, если принять во внимание, что императ­рица-мать была женщиной прямолинейной, инициативной, ловко управлялась со всеми дипломатическими делами и обладала большим политическим чутьем... Какой же, скажи­те на милость, невестке, тем более если она сама — монар­хиня, понравится, что каждый день после ее замужества свекровь надоедает ей своим присутствием и своими посто­янными советами мужу?

Нельзя сказать, что такая несуразность принесла даже легкий, едва заметный сбой в абсолютной гармонии, царив­шей в отношениях мужа и жены, но она с каждым днем уг­лубляла яму между двумя женщинами.

Александре приходилось невольно выслушивать такие вот ее «советы»: «Нет, сын мой, ни в коем случае. Твоя жена не будет возглавлять эту церемонию. Нет, она еще далеко не освоилась с ремеслом государыни. Поверь мне. Отправляй­ся туда сам!»

Николай соглашался, как будто получал от матери при­каз. Александра никогда не выражала по этому поводу сво­его протеста, — лишь бы не вызывать столкновения между матерью и сыном.

Более того, последние месяцы состояние ее здоровья ухудшилось. Ей теперь требовался частый отдых, она еще страдала сильными головными болями, которые подолгу не проходили. Тем не менее иногда по вечерам, а порой и по утрам ей приходилось сопровождать Николая, появляться на приемах в посольствах, присутствовать при вручении орде­нов и других отличий.

Она еще пуще опасалась постоянной критики в свой ад­рес, и порой, чтобы не разочаровывать своего мужа, все чаще проявляла свои колебания, становилась какой-то неуклю­жей и неловкой. Придворные тут же заключили, что она слишком чопорна и высокомерна, как англичанка. Светские люди, заполнявшие обычно праздничные гостиные, обме­нивались между собой условными знаками по ее поводу. Они, тем не менее, оказывали ей свое глубокое уважение.

Она мило улыбалась. Но уста ее молчали, настолько она бо­ялась сказать что-нибудь такое, что не могло пойти на пользу короны...

Очень скоро знатные дамы дворца, жены важных санов­ников, генералов и высоких должностных лиц настолько осмелели, что стали отпускать скабрезные шутки в ее адрес.