Александра Федоровна. Последняя русская императрица

В конце весны, когда царица почти никого не видела у себя из-за недавно перенесенных родов, для этой миловид­ной, разведенной женщины она сделала исключение. Чер­ногорской княгини все сторонились из-за ее нового поло­жения разведенной и из-за ее резкого, прямолинейного ха­рактера, который многим не нравился.

Великий князь Николай Николаевич и его брат Петр Николаевич тоже стали исключениями, Александра не про­являла к ним такой холодной сдержанности, как к осталь­ным членам семьи Романовых, и поэтому те были частыми гостями во дворце императрицы в Царском Селе.

Императрица очень скоро стала «спасать» свою протеже, ограждать ее от презрительного к ней отношения из-за того, что она теперь — «разведенная». Николай Николаевич, стар­ший дядя Николая II, слишком легкомысленно с юмором, относился к своему высокому титулу — Ваше высочество. Он на самом деле был человеком высоким, его рост — два мет­ра, и, как и его племянник Александр III, внушал всем ува­жение только одним своим присутствием, своей подтянутой фигурой военачальника и воинственным видом.

Александру вдруг осенило: почему бы этому свояку Ана­стасии не стать еще и мужем молодой разведенной женщи­ны? Она не ошиблась в расчетах. Она проявила инициати­ву, чтобы покончить со всеми злостными слухами в отноше­нии Анастасии и усмирила быстро тех, кто выступал с критикой ее матримониального прожекта.

Великий князь Николай Николаевич все же женился на Стане (в 1907 году), и таким образом обе дочери короля Чер­ногории стали еще и свояченицами, — случай довольно ред­кий и оригинальный!

Сколько было сказано, сколько написано о том, что с этого времени императрица стала увлекаться практикой спиритов, которой увлекались черногорские сестрички, постепенно стала жить в атмосфере если и не магии, то, по крайней мере, в такой, в которой она испытывала тяготение к различным оккультным науками.

Эти уроженки южного края, черногорские княгини, вно­сили в дворцовую жизнь такую радость, такое веселье, без которых императорской чете никогда бы не выбраться из черной меланхолии.

Стана, как и ее сестра Милиция, излучали просто весе­лую цыганскую бесшабашность, и она, конечно, действо­вала на окружающих. У обеих был такой неудержимый, такой экспансивный характер, что он многих просто шо­кировал, и те только дивились почему это царица с таким упорством оказывает им свою поддержку и защиту? Но чего там! Ведь их мужья принадлежали к узкому семейному кру­гу самого царя, и посему не рекомендовалось слишком громко выражать кому бы то ни было свое неодобрение их поведением.

Благодаря черногорским сестрам, молодая мама получи­ла хоть какое-то развлечение, чтобы развеять свою скуку, но в августе 1897 года ей пришлось все же вспомнить о своих тяжких, «противных» обязанностях.

Ее положение государыни заставляло ее принять во вре­мя официального пребывания в Санкт-Петербурге своего кузена, любителя пустить пыль в глаза, словоохотливого гер- майского императора Вильгельма И, кайзера, который при­был 7 августа в сопровождении императрицы Августы-Вик­тории, своего канцлера, князя Гогенцоллерна, и своего ми­нистра иностранных дел графа фон Бюлова.

Роскошный дворец в Петергофе, с его прудами, монумен­тальными лестницами, фонтанами, способными соперни­чать с фонтанами Версаля, был приготовлен для приема Гоген цоллернов.

Семь дней приемы, парады, концерты, банкеты сменяли друг друга, но все они служили лишь помпезным обрамле­нием, которое так нравилось германскому монарху, для про­должительных уединенных бесед один на один с русским императором.

С плохо скрываемым раздражением кайзер подвергал упрекам русскую империю и, разумеется, ее хозяина, свое­го кузена Николая II.

Ему не нравились ни поездка царя во Францию, ни под­писание союзнического договора между Парижем и Санкт- Петербургом, и он высказывал по этому поводу свое мнение. Вильгельм II был человеком самодовольным. Он заранее решил, что его личное обаяние, превосходство ума, вирту­озное владение словом, наконец сама помпезная, грандиоз­ная атмосфера, в которой проходили все его государствен­ные визиты, помогут ему успешно затуманить мозги этого слабого русского царя и подчинить своей воле того, в руках которого судьба всей России,..

Обширная переписка кайзера Вильгельма II с его большим другом, который пользовался не без причины репутацией парижского Калиостро, — графом Филиппом Эйленбургом, свидетельствует о том, как проходил этот визит в Россию, и какие тяжелые последствия имел он для русской империи.

Обратимся же к ней.

«Результаты моей поездки превзошли все ожидания. Во время наших нескольких бесед я выразил свое полное согла­сие с Ники по всем самым важным политическим вопросам, в результате складывалось впечатление, что мы с ним вдво­ем являемся хозяевами всего мира!»Один лишь этот отрывок из письма германского импера­тора очень много говорит о его тщеславии, об отсутствии у него прозорливости, о его словоохотливости и его стремле­нии к господству.