Александра Федоровна. Последняя русская императрица

Все видные врачи столицы, и даже знаменитые иностран­ные профессора были тут же вызваны к изголовью малень­кого страдальца, который сохранял полное спокойствие и давал себя обследовать без всякого раздражения.

Среди самых знаменитых врачей-практиков, склоняв­шихся над трагической колыбелькой ребенка, был и док­тор Боткин, придворный императорский медик, который сохранит на всю жизнь восхитительную верность своим господам и предпочтет умереть, чем их покинуть. Он по­ставил страшный диагноз, которого так боялись родители, — гемофилия!

Всего за одну ночь прекрасные белокурые волосы импе­ратрицы стали седыми. Она не желала, чтобы ей подносили зеркало, и лишь искренне, с сильным акцентом, повторяла, — пусть я стану самой безобразной на свете, самой ужасной из всех женщин на земле, лишь бы жил мой сын! Николай, ко­торый был всем этим огорчен до глубины души, с трудом переживал такую жуткую весть. И в силу своего характера, — фаталистического и порой детского, — он полагал, что сто­ит не принять поставленный диагноз, как он тут же окажет­ся ложным. Он, конечно, пытался утешить свою несчастную Жейу, эту мать, которая так надеялась на счастливый исход й которая, приведя свой утлый корабль надежд в порт, по­терпела там полное крушение.

В следующие недели наступило некоторое затишье. Но к концу года, всякий раз, когда ребенок падал или обо что- то ударялся, то у него на руках иногда появлялись малень­кие шишечки. За несколько дней они ужасно набухали. Причем они были синего, почти черного цвета. Кровь, про­сачивавшаяся через кожу, не сворачивалась. На два дня царь заперся в своем рабочем кабинете, отказываясь видеться с кем бы то ни было, кроме жены. Николай предавался чер­ным мыслям. Он вдруг вспомнил, что родился вдень, когда православная церковь отмечает праздник святого Иова, са­мого несчастного из всех служителей Господних! Царь, опу­стившись на колени перед образами, шептал:

— Я и есть как Иов, обреченный на страшные страдания, я глубоко в душе своей убежден, что все предпринимаемые мною усилия не получат в этом мире своего вознаграждения.

Александра, сраженная такой ужасной вестью, не встре­чалась ни с кем , кроме членов самого узкого семейного кру­га. Ее медик заявил, что здоровье ее сильно пошатнулось. После очередного обследования, выяснилось, что у нее на­лицо все симптомы серьезного сердечного заболевания. Ей приходилось это скрывать от близких, и в первую очередь от Николая, — у него и без того столько огорчений! И эта оболганная, унижаемая всеми женщина, — все это призна­ют, — и самая замечательная из матерей, обладала такой ки­пучей энергией, которой так не доставало ее мужу, покля­лась себе, она вылечить своего сына, вылечит назло всем докторам. Как и у всех людей с благородной душой, душой, повинующейся Судьбе, это новое ужасное испытание, ко­торое насылал ей Господь, лишь укрепляло ее веру, а не ос­лабляло ее. Все эти выводы медицинской науки тщета чело­веческой помощи, разве не зависят от удивительных чудес Всевышнего? Алексей будет жить, он выздоровеет, и отны­не она станет только ему одному посвящать всю свою жизнь, ежедневно, ежечасно, ежеминутно.

Она лишь добавляла страсти в свои повседневные долгие молитвы. Можно сказать, она бросала вызов Господу, не желала подчиняться суровой действительности, и это будет почти верно. Теперь она посвящала всю свою жизненную энергию сыну. Она была твердо убеждена, что Господь не отберет у нее ребенка, которого она у Него вымаливала все­ми своими силами. Наконец, этот хилый новорожденный не был лишь будущим всемогущим императором, то также был и залогом прекрасной супружеской любви, любви, которую она дарила своему мужу.

Наступила зима, ее дни обволакивались непереносимой мглистой серостью, и какое-то мрачное оцепенение охваты­вало Александровский дворец. Слуги, ничего не понимая, старались соблюдать скорбную тишину во всем доме, и вся обстановка в нем напоминала сюжет сказки «Спящая кра­савица», когда все вокруг если и не походило на мертвое царство, то, во всяком случае, на работу сильно замедлен­ных автоматов.

Год близился к своему концу, словно переживая траур. Торжества по случаю рождения цесаревича, которые на ка­кое-то время снимали тягучую озабоченность со всех сосло­вий, омрачались серьезными событиями, произошедшими в середине декабря.

Сразу одно за другим последовали два сообщения. Японский адмирал Того, применив отважный тактический маневр, разгромил порт-артурскую, а затем и владивосток­скую русские эскадры. Теперь от Корейского пролива до берегов Камчатки японцы становились хозяевами на море, а поражение трех русских Маньчжурских армий в Мукден­ском сражении заставило русские войска отойти на севе­ро-восток, к Харбину, что еще больше осложнило там си­туацию.

Первые же дни нового, 1905 года принесли капитуляцию русского Гибралтара на Дальнем Востоке, — военно-мор­ской базы Порт-Артур, этого крупного арсенала на крайней точке Ляодунского полуострова.