Александра Коллонтай — дипломат и куртизанка

   — Товарищ Дыбенко, Петроград на проводе. Товарищ Ленин желает лично вам продиктовать резолюцию митинга.

   — Придётся вам, товарищ Коллонтай, обратно стать на ножки. — Дыбенко опустил Александру на землю и побежал к Мариинскому дворцу.

Толпа зашумела:

   — Пущай говорит сестрица... Чего вы ей глотку-то затыкаете?

   — Товарищ Коллонтай, разрешите, теперь я буду вашей трибуной? — сказал матрос, которого Дыбенко называл Темой. — А ну-ка, Куусинен, подсоби.

   — А что вам говорят эсеры да меньшевики, — продолжала Александра, вновь возвысившись над толпой. — Что внушает вам правительство Керенского? Воюйте, ребята, дальше. Продолжайте проливать свою кровь за Русь-матушку, а другими словами, за капиталистов, за их прислужников! Где ваши враги, матросы? Обернитесь назад. Ваш враг у вас за спиной. Ваш враг тот, кто гонит вас в бессмысленный бой с такими же обездоленными, как вы сами! Нет, товарищи матросы! Хватит! Власть должна принадлежать тем, кто трудится. Вам — вот кому! Долой буржуазное правительство! Да здравствует власть рабочих и крестьян! Да здравствует власть Советов!

Под крики «ура» матрос опустил Александру на землю. Она с благодарностью пожала ему руку:

   — Как вас зовут, товарищ?

   — Машинист линкора «Император Павел Первый» матрос первой статьи Малолетко Артемий Фёдорович.

   — Малолетко? Какая смешная фамилия! Она совсем не подходит вашему солидному виду. А сколько же вам лет, Тема?

   — Восемнадцать, товарищ Коллонтай.

   — А я думала, лет тридцать. Ну тогда вы в самом деле малолетка, — рассмеялась Александра, сделав матросу «козу».

   — Тема, ты что это вокруг товарища Коллонтай увиваисси? — вернувшийся из Мариинского дворца Дыбенко сурово смотрел на Малолетко. — Вместо того чтобы лясы точить, давай-ка лучше зачитай нашу большевистскую резолюцию! — Он протянул листок бумаги.

   — Вот меньшевик Мазик выскажется, я и прочту, — смущённо протянул Малолетко.

   — То-то же... И смотри у меня[27]!

Пока докладчик произносил свою речь, Малолетко забрался на фонарный столб.

   — Поднялась волна революции! — выкрикивал Мазик. — Смело ринулась она на тёмную, мрачную скалу, одним ударом обрушила она её подмытые, расшатанные устои. Отступает она на миг и снова с ещё большей силой набрасывается на скученные нагромождённые обломки, размывает и относит их в морские глубины. И не упадёт, не успокоится волна, но будет расти, вбирая в себя новые силы, пока не довершит своё дело победы...

   — Тебе же, предавшему революцию Бонапарту-Керенскому, — послышался голос Малолетко, — шлем проклятия в тот момент, когда наши товарищи гибнут под пулями и снарядами и тонут в морской пучине, призывая защищать революцию. И когда мы все, как один, за свободу, землю и волю сложим свои головы, мы погибнем в честном бою в борьбе с внешним врагом и на баррикадах — с внутренним, посылая тебе, Керенский, проклятия за твои призывы, которыми ты старался разъединить силы фронта в грозный час для страны и революции.

Дружным пением «Интернационала» толпа заявила о принятии резолюции.

После митинга Дыбенко предложил Александре покататься на катере по заливу.

Катер медленно обходил финские шхеры, и дружелюбные чайки приветливо махали Александре и Павлу своими белыми крыльями. Когда линия горизонта размылась и свинцовое небо стало постепенно сливаться со свинцовыми волнами, катер повернул в сторону Гельсингфорса.

Катер долго не мог пристать к пирсу, волна подбрасывала его, вскипая и разлетаясь.

Вдруг стальные руки Дыбенко подхватили Александру, подняли над палубой и бережно опустили на влажные доски пирса. Он помог ей подняться, и они, взявшись за руки, вышли на набережную. В его огромной ладони её тонкой руке было надёжно и покойно.

Они долго ходили по малолюдному ночному городу. У них было такое чувство, будто уже многое сказано друг другу и сейчас надо молчать.

Счастливая, улыбающаяся возвращалась Александра домой из Гельсингфорса. К большому победному подъёму добавлялась ещё и своя лучистая радость.

Когда у Финляндского вокзала она села в трамвай, чтобы добраться до Кирочной, там шла «рукопашная дискуссия» между сторонниками и противниками большевиков.

   — Большевики — предатели социализма. Они ведут страну к катастрофе, к контрреволюции, — надрывался кто-то из глубины переполненного вагона.

   — Русскому народу с социалистами не по пути, а большевики — дело говорят. Социализм — это они пущай в ихней Европе делают, русским людям хлеб нужен и землица, и большевики это хорошо понимают, — сказал бородатый солдат.

   — Ох, батя, дождёшься ты от большевиков и хлеба и землицы...

   — А ты меня, парень, не пужай, вот намедни в цирке «Модерн» большевичка Коллонтай выступала...

   — Ну Коллонтай-то скажет. Эта лживая баба такого наговорит. Ух, попалась бы мне эта сука. Я б её на части разорвал.

Дождавшись остановки, Александра выскочила из трамвая и пошла на Кирочную пешком.