Александра

«28.8.1915. (…) Ты самодержец, и они не должны об этом забывать (…) А это злоупотребление цензурой — позволяется печатать всякий вздор!»

Наряду с этим Александра ведет борьбу за одного сосланного синодом епископа, и тем самым против прокурора синода Самарина. Епископ был наказан за распространение еретического учения, которое теперь беспрепятственно продолжал в Сибири благодаря поддержке Распутина. Об этом Александра пишет царю:

«29 августа 1915. Пожалуйста, дай Самарину короткий приказ, что Ты желаешь, чтобы епископ (…) и далее мог проповедовать. Самарин хочет его удалить, потому что мы любим этого епископа, и Гр[игорий] хорошо к нему относится. Мы должны уволить Самарина], ибо он не успокоится, пока не поставит в безвыходное положение меня, Нашего Друга и А[нну Вырубову]…»

Царь не реагирует. В центре его внимания парламентский кризис. Предпочитая выжидательную тактику, он переносит заседание парламента на середину октября. Заключительное заседание Думы происходит бурно. Выносится решение собраться в Москве. Тон Александры становится резче:

«1 сентября 1915. (…) Слава Богу, Дума разогнана. Теперь надо сделать все, чтобы помешать натворить им бед, когда они встретятся вновь. Надо жестче взяться за прессу — она снова намеревается распускать слухи против Анны [Вырубовой], то есть против меня. Надо запретить писать статьи о Нашем Друге и Анне. С военной властью это же легко…»

Александра опасается объединения парламента и правительства — хотя это стабилизировало бы положение, царица усматривает в этом угрозу ослабления царской власти. Ибо новый (либеральный) министр внутренних дел Гучков принадлежит к партии «октябристов», выступающей за конституционную монархию. Хотя, строго говоря, именно эта форма правления предусмотрена конституцией 1905 года. Однако в глазах Александры Гучков не кто иной, как предатель:

«2 сентября 1915. (…) Сейчас члены Думы хотят встретиться в Москве, чтобы все обсудить — необходимо это решительно запретить, это только создаст большие трудности (…) В Москве будет хуже, чем здесь, надо быть строгим. Ах, нельзя ли Гучкова повесить?»

Предстоящее заседание в Москве съезда депутатов городов и земств беспокоит Александру еще больше, чем заседание парламента. Она всеми силами сопротивляется тенденции к демократизации общества и ограничению самодержавия, не желая видеть ее и идти на уступки. Перед лицом этой «опасности» Александра ежедневно в письмах пытается растормошить царя и уговорить на соответствующую линию поведения:

«3 сентября 1915. (…) Необходимо не спускать глаз с Москвы, подготовиться заблаговременно и поддерживать контакт с военными, иначе снова возникнут беспорядки (…)»

Институт, который он сам вызвал к жизни, царь никак не может запретить и даже не думает это сделать. Зато он планирует заменить председателя Совета министров Горемыкина, которому уже за восемьдесят и который к тому же не справляется с конфронтацией и сильным давлением со стороны парламента. И в этом случае Александра, которой хотелось бы сохранить консервативного премьера еще какое-то время на посту и поставить на его место нового — столь же консервативного или реакционного — министра, взывает к Николаю, чтобы тот при выборе не забывал о сохранении самодержавия. Заодно она настаивает на смещении обер-прокурора синода Самарина, применившего дисциплинарные санкции к Распутину. Письмо от 7.9.1915 гласит:

«Не бери министра, который будет давать отчет Думе, как они того хотят, мы не созрели для этого, и это было бы гибелью России. Мы не конституционная страна и не можем ею быть, наши люди не так воспитаны — и, слава Богу, наш император — самодержец и должен оставаться таковым. Тебе надо только показать решительность… Я бы немедленно выпроводила Самарина и Кривошеина — последний неприятен старику в высшей степени (…) Вымети всех министров, дай Горемыкину новых, и Бог благословит Тебя за Твои труды…»

Московское собрание сопровождается решительными призывами к продолжению борьбы за новое правительство, которое пользовалось бы доверием народных представителей и тем самым населения. Оно закрывается с резолюцией: «…нам нужен сильный авторитет, наделенный чрезвычайными полномочиями, но не такой, которого самого надо подгонять…» — Последние слова уже сказаны перед лицом военных мер, которые, — как того добилась Александра, — были приняты для закрытия заседания.

В своих все более резких нападках на отдельные личности и институты, противостоящие ее убеждениям, царица идет еще дальше. Она противится даже попыткам парламентариев найти общий язык лично с царем. Когда до слуха Александры доходит, что делегация московского собрания хочет отправиться в Генштаб с петицией царю, она пишет Николаю 11 сентября 1915:

«Правда ли, что они намереваются послать к Тебе из Москвы депутацию в составе Гучкова и других? Тяжелая железнодорожная авария, при которой он один пострадал бы, была бы справедливой карой Божьей, и притом заслуженной. Они заходят слишком далеко…»