Александрия. Тайны затерянного города

Он все глубже погружался в депрессию. Его воззвания к Ост-Индской компании не имели последствий. «Шли месяцы, но никто не обращал на него внимания»[1140]. В конце концов ему категорически заявили, что «любой, кто без надлежащего паспорта и рекомендаций вздумает рисковать своей безопасностью в чужом нецивилизованном краю, сам понесет ответственность за свои недозволенные и опрометчивые действия»[1141]. Деньги из Лондона все не приходили. Злоключения в Калате вконец разорили Массона, он сидел без гроша. А без средств дальнейшие раскопки были невозможны; даже если бы он добрался до Афганистана пешком, то ничего не добился бы там, не имея возможности купить лопату, перо и бумагу, без крыши над головой. Он чувствовал себя «парализованным»[1142].

Не проходило дня, чтобы Массон не получил дюжину удручающих свидетельств собственного бессилия[1143]. Он видел одну-единственную возможность заявить о подлинности своей истории. Но она была чрезвычайно далеко, в Лондоне: там он мог бы найти издателя, который рискнул бы предъявить миру его труд. Там он сумел бы пристыдить Ост-Индскую компанию и принудить ее покрыть хотя бы часть его потерь в Калате[1144]. «Не сомневаюсь, что совет [директоров компании] в ответ на твое обращение выплатит полную компенсацию, – писал ему Джефсон. – Главное, не забудь, что плоды твоих долгих трудов не должны быть утрачены по вине какого-нибудь безумца или дурня»[1145].

Массон не мог себе позволить морское путешествие в Британию, поэтому строил планы, как попасть на родину посуху, хотя и был не в состоянии предпринять столь длительный и рискованный вояж. Один из немногих оставшихся у него друзей в правительстве вмешался и нашел ему место в каюте судна Ост-Индской компании. «Не могу не прийти на помощь предприимчивому путешественнику, – писал этот друг, – хотя, боюсь, у нас ничего не выйдет»[1146]. Массону сообщили о плане всего за несколько дней до отплытия корабля. Скрежеща зубами, он в последний раз произнес слова благодарности.

После 20 лет в Индии у него оставалась всего неделя на прощание.

Собирать ему было почти нечего. Он покидал Индию почти таким же неимущим, каким был рядовой Джеймс Льюис, сошедший по сходням корабля «Герцогиня Этхол» в 1822 году.

В Кабуле Макнахтен тоже собирал вещи. Его переводили в Бомбей, и он сдавал дела Бёрнсу. Большей части его оккупационной армии тоже приказывалось возвращаться в Индию. «Наконец-то главнокомандующий! – ликовал Бёрнс. – Боюсь, правда, что меня утвердят дипломатическим агентом, а не посланником. А жаль; но главное – власть и управление, остальное неважно»[1147]. Он был так рад, что забыл обо всех прежних сомнениях и страхах.

Даже в сотнях километров от него, в Бомбее, Массон видел, что дела в Афганистане идут из рук вон плохо. За несколько дней до отплытия корабля он и Джордж Бьюст, издатель Bombay Times, пытались вчитаться в последние сообщения оттуда. Массон «указывал доктору Бьюсту на невозможность для Бёрнса остаться в Кабуле без войск и твердил о своей уверенности, что вопреки всему сказанному раньше он найдет доводы, чтобы их задержать. Я говорил, что удивлюсь, если его стерпят в Кабуле даже с войсками». Повсюду ходили слухи о назревающем восстании против британцев, и Массон говорил Бьюсту: «Если оно произойдет, то, помяните мое слово, приведет к разгрому армии»[1148].

Массон не знал и не мог знать, что восстание уже началось. Возглавлял его давний друг и сторонник Массона, сын Дост-Мохаммеда Акбар-Хан. Когда-то Массон и Акбар-Хан пили вместе чай в кабульском дворце и рассказывали друг другу разные истории. На крыше, высоко над городом, они погружались в прошлое, перебирали находки из Баграма и восторгались красотой изящных статуэток… И вот теперь Акбар-Хан дерзнул отнять свою страну у Ост-Индской компании.

Если у тебя осталась хоть одна правдивая история,
То сядь и поведай ее.
Поведай о битвах молодого льва,
Поведай о герое Акбаре,
Разбившем чужестранцев в пыль и прах[1149]

.

1 ноября 1841 года пароход Ост-Индской компании Berenice готовился к отплытию из Бомбея. На борт торопливо затаскивали последние тюки с почтой, в котлы забрасывали уголь, отдавались концы, начинали вращаться два больших гребных колеса. Массон провожал взглядом удаляющуюся сушу, форт и верфи, длинную дугу набережной Марин-драйв, остров с могилой Пир-Хаджи-Али-Шаха, бесконечную, невероятно узкую дамбу, связывавшую остров с материком. (Могила Хаджи-Али, к которой пристроен ныне Центр его имени, и по сей день прощается с путешественниками, мчащимися на север, в аэропорт.) Вдали исчезали Башни Безмолвия, где парсы Бомбея поколениями смиренно оставляли своих мертвецов на волю ветров, солнца и стервятников.

Массона мучил страх, что вскоре всей его истории придет конец. Оставалось лишь дописать ее финальные строчки.

Он написал: