Александрия. Тайны затерянного города

Поскольку он находится в Англии, посвящая все свое время и помыслы одной цели и изучению немногих поврежденных предметов [монет], возвращенных по его ходатайству Ост-Индской компанией, ему удалось восстановить доклады, прочитанные ранее в Азиатском и, полагаю, других обществах. Знакомые с ним люди сходятся во мнении, что в знании древних монет этой части Арии [современных Афганистана и Пакистана] и вообще ее древней истории равных ему нет во всей Англии.

Если Британский музей сочтет возможным привлечь его ныне к работе, то, уверен, мистер Массон будет ему чрезвычайно признателен. Если нет, то, смею настаивать, это следует сделать. Я не прошу об услуге для мистера Массона, потому что обратиться к лучшему из знатоков – не значит оказать ему услугу. При этом, насколько мне известно, положение мистера Массона сейчас не из лучших, его единственный источник средств – жалкая пенсия… Он чрезвычайно скромен, что в наше время редкость, и занимается наукой единственно ради собственного интереса[1179].

Ответ музея был краток: «В услугах мистера Массона не нуждаемся»[1180].

С тех пор как Массон (тогда – рядовой Джеймс Льюис) впервые натянул мундир Ост-Индской компании, он знал одно: сильные мира сего не любят, когда их силу ставят под сомнение[1181]. Книга Массона грешила именно этим: его надежда, что «те, кто так своевольно злоупотребил вверенной властью, чья безумная опрометчивость превратила страну в руины войны, должны публично поплатиться своей репутацией»[1182], не разделялась в гостиных британского высшего света. «Он [Массон] пишет, что сэр А. Бёрнс с позором бежал из Кабула, – негодовал брат Бёрнса Дэвид. – Я бы спросил у мистера Массона, при каких обстоятельствах сам он бежал из Бенгальской артиллерии?»[1183]

Массон опоздал. Он клеймил войну в Афганистане и людей, развязавших ее, когда война была еще популярна, а люди эти ходили в героях. Но книга его вышла уже после войны и похорон погибших: теперь она воспринималась как сварливая критика задним числом. Тон британской прессы изменился после того, как Макнахтену отрубили голову. «Мы напоминали англичанам об ужасных итогах их действий в Индии, – писали в The Times, когда до Лондона дошли вести об афганской катастрофе. – Мы предостерегали их, что все это ненадолго, что происходят общенациональные восстания, с которыми не шутят»[1184]. Суждения Массона были, разумеется, пророческими: он предчувствовал приближающуюся беду. Но никто не пожелал его услышать.

Историки отмахивались от Массона как от «одного из первых мелких участников великой драмы в Центральной Азии, видя в нем разве что фонарщика, осветителя сцены, одного из тех, кто суетится, прежде чем поднимется занавес, и срывает жидкие аплодисменты зрителей, готовящихся хлопать весь вечер»[1185]. Дж. А. Норрис был к нему еще более безжалостен: он назвал Массона мелким человечком, «мучимым личной злобой»[1186] и «цепляющимся за юбки армии индусов»[1187]. Норрис добавлял с презрением, что Массон «сильно навредил репутации выдающихся людей»[1188].