Нельзя сказать, что внутри у Феди всё заледенело от ужаса, нет. Дрался он немало и не боялся ни чужих кулаков, ни боли, привычно врал привычно равнодушным учителям в прошлой гимназии, красуясь с великолепным фингалом, что «налетел на дверь» или «свалился с лестницы». Однако так же врать Константину Сергеевичу Аристову отчего-то очень не хотелось. Конечно, доносить начальству, ябедничать и филёрить – это плохо, но…
От первого удара Солонов увернулся с лёгкостью. Севка слишком форсил, не ожидая от противника особого отпора, и Фёдор, памятуя папины уроки английского бокса, уклонился; в груди разгорался привычный азарт. Надо было продержаться до звонка, а там…
Воротников двинул вторично, «прямой левый», как сказал бы нанятый папой учитель бокса мистер Смит; двинул и вновь промахнулся, при этом открывшись, и Федин кулак миг спустя врезался противнику в скулу.
– Ой! – пискнул Петя.
Если бы удалось раскровянить Воротникову нос, тут бы всё и кончилось; но, увы, Фёдор попал в скулу и второгодник, ошеломлённо тряхнув головой, снова полез вперёд. Нифонтов застыл, разинув рот, с неприятной гримасой; а вот Бобровский, напротив, глядел на происходящее с непонятным прищуром, словно прикидывая что-то.
Второй раз Всеволод наступал уже куда осторожнее, держа руки в позиции, но слишком высоко. Федя качнулся раз-другой из стороны в сторону, размывая внимание соперника, и ударил сам, простым двойным, но быстрым.
От первого Воротников закрылся, но второй, правый боковой, прошёл опять. Теперь в глазах Севки появилось изумление, смешанное со злостью.
– Давай, Солонов! – вдруг поддержал его вихрастый Шпора.
В груди сладко запело. Предчувствие победы – сейчас, третий-то раз я ему точно в нос попаду!..
Но и Воротников тоже дрался немало. Третий раз он уже не лез вперёд, махал кулаками осторожнее, чтобы наверняка. Фёдор же, на волне успеха, сам рванулся, пытаясь обмануть противника ложным замахом; и сам не поверил, когда Всеволод вдруг выбросил руку ему навстречу, угодив как раз туда, куда метил сам Солонов, – в нос.
Боль вспыхнула, в глазах на миг потемнело. Воротников, однако, не успел ударить вторично – Фёдор отскочил. Ничего, я всё равно его дважды достал, а он…
– Кровь! Кровь! – завопил Нифонтов, аж подпрыгивая. – Кончай махаться! Всё, кровь!
Кровь? Какая кровь? Где? У кого?
– Федя! Федь! – бросился к нему Ниткин. Воротников отступил, дисциплинированно и в соответствии с кодексом опуская руку. – Давай сюда, к умывальнику, пока рубаху не заляпал!
«Чего заляпал?» – не понимал Федя. Со мной всё в порядке, драться даль…
И тут он наконец ощутил, что из носа по губам и подбородку бежит что-то тёплое и щекочущее.
– Умойся, – вдруг оказался рядом и Бобровский. – Быстро давай! Сейчас звонок уже!..
…Кровь они едва успели остановить, и Фёдор, хлюпая носом, подошёл к Воротникову.
– Ты победил, – сказал он сквозь зубы, как полагалось по правилам.
– Угу, – кивнул Всеволод, но без особого торжества. – Значит, колбаса Тюти за завтраком теперь моя.
Фёдор только сжал кулаки в карманах, чтобы никто не видел. Ну да, дрались за колбасу и, получается, что порцию друга он, Федя, проиграл.
– Да подавись ты этой колбасой! – со слезами выкрикнул вдруг Петя. – Только Федю не тро…
– Да кто ж его тронет? – искренне удивился Воротников. – Всё по-честному было, без обид. Ты, Солонов, драться того, силён, – вдруг добавил он. – Пожалуй, вторым силачом в роте станешь, ну, после меня, конечно.
И протянул Фёдору руку.
Федя сжал зубы, но руку пожал. Так было положено.
«Петьке сыр отдам», – подумал он. А то несправедливо будет.
Следующим уроком стояло естествознание, и кадеты направились к физическому кабинету. По отделению уже, словно лесной пожар, распространялись известия, что Ворот с Солоном (который уже кое-кем сокращался до привычного Феде Слона) бились на переменке, и Ворот Слона побил, хотя и с немалым трудом, от него получив дважды, а сам попав только один раз, зато в нос и до крови.
Сам Фёдор шёл, словно в тумане. Ну конечно, завсегда обидно получить по носу. Обидно подвести друга. Особенно же обидно дважды залепить противнику по физиономии и всё равно так глупо проиграть. «До первой крови!»
А ещё было как-то стыдно и неловко перед Константином Сергеевичем, который говорил как раз об этом. Хорошо ещё Федя форму кровью не закапал.
Физик Илья Андреевич Положинцев, в гражданском мундире с серебряными петлицами – один просвет без звёздочек, то есть титулярный советник – встретил кадет шумно и весело.
– Садитесь! Садитесь! – зычно скомандовал он, даже не дослушав доклад всё того же Вяземского, что кадет «всего в наличии двадцать». – Так, вы, господин?..
– Ниткин! – пискнул Петя, всё ещё дрожавший от пережитого волнения.
– Да-да, вы, господин Ниткин, который в курсе, что такое осциллограф! Надеюсь, что вы поможете мне на уроках, ибо, боюсь, большую часть материала вы и так уже знаете.
Петя покраснел и потупился.