Александровскiе кадеты. Том 2

Ушедший говорить по телефону профессор всё не возвращался. Из прихожей доносилось неразборчивое бормотание, и Федя пожалел, что нельзя воспользоваться стаканом, как тогда, дома…

А потом всё стихло, и дверь отворилась.

На достопочтенном профессоре лица не было.

– Игорь Иванович. Рассказывай.

Игорёк побледнел ещё больше.

– Деда, да я ж ничего… Вот бабушке сказал… ну, девчонок из моего класса встретили, Юльку со Светкой… Так они ж ничего не…

– Они-то, может, и не. А вот мой коллега Сергей Сергеевич Никаноров – он таки да.

– Постой, Коля, а откуда он?..

– Мы и не подозревали с тобой, что он, оказывается, двоюродный дядя той самой Юли Маслаковой. – Николай Михайлович словно разом постарел лет на десять. – Ах я, дурак набитый… Не проверил… А славная девочка Юля, оказывается, вполне дружна со своим дядей Серёжей. И раззвонила ему всё о вашей встрече. Ну а Никаноров – кто угодно, но не глупец. Решил задачку. И, видишь ли, пытался припереть меня к стенке.

– Простите, милостивый государь, но мы ничего не понимаем…

Профессор вздохнул.

– Видите ли, Ирина Ивановна, голубушка. Изначально нас – исследователей парадокса времени – насчитывалось больше. Сергей Сергеевич Никаноров – ученик моего отца, очень талантливый, настоящий самородок, отдадим ему должное. Вот только взгляды у него…

– Большевицкие, – врубила Мария Владимировна. – Эх, жаль, не встретился он мне летом девятнадцатого…

– Мура! Ну не встретился он уже тебе, не встретился! – раздражённо заметил профессор. – Я знаю, я знаю, ты бы не промахнулась, у тебя и значок «За отличную стрѣльбу» имеется, ещё с того времени!

Федя воззрился на хозяйку с новообретённым уважением. «За отличную стрѣльбу», ого!

– В общем, он догадался, – хмуро сообщил Николай Михайлович собравшимся. – Понял, что нам удался перенос из другого временного потока. И, конечно, вцепился в меня и когтями, и зубами.

– И что же хочет?

– Ну понятно что, Мура. Теперь возвращение оттуда перестаёт быть чистой теорией. Становится практикой. Никаноров требовал подробностей.

– Но ты же ничего ему не сказал, так?

– Не сказал. – Профессор отвернулся. – Однако он угрожает.

– Чем же? – поджала губы хозяйка.

– Мура! Ты сама не понимаешь? Доносом в КГБ конечно же!

Что такое это «кгб», Федя не понял. Но попадать туда явно не следовало.

– Он не дерзнёт, – осипшим вдруг голосом сказала Мария Владимировна. – Его же самого привлекут… за соучастие и недонесение…

– Господа, – вступила Ирина Ивановна, – вы спорите о чём-то, нам совершенно непонятном. Мы едва ли можем тут чем-то помочь, здесь, в вашем времени. Нам надо возвращаться. Вы обещали…

– И мы выполним своё обещание. – Николай Михайлович поднялся. – Во всяком случае, так быстро, как сможем. Расчёты закончены. Осталось только добраться до машины и всё сделать.

– Она не в том подвале, где мы оказались?

– Нет, Константин Сергеевич. Совсем в ином месте. Пришлось перенести, в том числе и из-за только что позвонившего… индивида.

– Но что он хочет?

– Не важно, – отмахнулся профессор. – Вы правы, госпожа Шульц, наши трения и споры вас не касаются. Вы не просили о переносе сюда, вы оказались здесь случайно. Не буду даже упоминать, что, скорее всего, этот перенос спас вам жизни; вы, в конце концов, не просили вас спасать. Да, мы готовились. Мы очень тщательно готовились, пытаясь изменить наше прошлое и настоящее. Потому что нормальная жизнь России прервалась в феврале семнадцатого, и дальше всё по спирали пошло вниз. Да, сейчас – много-много лет спустя и много-много потерянных человеческих жизней, разрушенных храмов, сожжённых усадеб и прочего, небрежно отброшенного большевиками как не стоящее внимания, – у нас появился шанс, и мы не можем его не использовать.

– Несмотря на то что вы собираетесь решить за всех, кто живёт сейчас в вашем времени? – медленно спросила Ирина Ивановна. – Вас ведь не интересует их мнение, так?

– Милая барышня, – отвернулся профессор, – да, сейчас жизнь совсем иная. Мы с Мурой живём уже в пятой стране, если разобраться. В пятой, хотя никуда не переезжали.

– Это как? – удивился Федя.