Александровскiе кадеты. Том 2

Они почти бежали наискосок через сквер, и тут им наперерез бросилась фигурка с косичками. Федя узнал – та самая Маслакова, русая и курносая.

– Ой!

Девчонка тяжело дышала. На ней было короткое, до колен, платье, явно домашнее.

– Ты откуда? – беспомощно вопросил Игорёк.

– Забыл, что я рядом живу? – удивилась Юлька. – Совсем заболел, Онуфриев!

– И-извини, – пробормотал Игорь. – Спасибо тебе, что п-предупредила…

– Пожалуйста, – вежливо сказала девчонка, пристально оглядывая всю шестёрку. – Я… мне… в общем, не нравится, как дядь Серёжа про вас расспрашивал. Он хороший и всё такое, а вот расспрашивал как раз… нехорошо.

– Спасибо вам, милая Юлия, – негромко сказала Ирина Ивановна. – Вы рисковали. Но, прошу вас, скажите, почему именно «расспрашивал нехорошо»?

Маслакова переступила с ноги на ногу, наморщила курносый нос:

– Да так. Взгляд прищуренный. Головой качал, губы кривил укоризненно этак. Я его знаю, дядя Серёжа так делает, когда злится. Я и подумала – чего ж ему на вас злиться? Вы ему ничего плохого не сделали, ведь верно?

– Верно, мадемуазель, – кивнул Две Мишени. – Мы его никогда и в глаза не видели, вашего дядю.

– В общем, расспросил он меня и сразу ушёл, хотя никогда так не делал раньше. Уж если приходил, то приходил. А тут подхватился и бежать!.. Маме сказал, мол, не жди. Срочное дело. Вот я и подумала… что-то здесь не так…

– А он кому-то ещё звонил, твой дядя? – напряжённо спросил Игорёк.

– Звонил. Но так, чтобы мы с мамой не слышали. Мама даже обиделась. Чего от нас прячешься, сказала, звони своей Татьяне, я не вмешиваюсь… а он: я по делу, какие сейчас Татьяны? Вот не бывало такого!.. А вы вправду артисты? – Она аж привстала на цыпочки, обводя их взглядом. Дольше всего взгляд этот задержался на Фёдоре, и тот немедля ощутил, что краснеет.

– Нет, милая Юлия, – негромко и ровно сказала Ирина Ивановна. – Мы не артисты. Я вот – учитель. Русская словесность. А Константин Сергеевич преподаёт военное дело.

– Пойдёмте сядем, – вздохнул Игорёк.

Скамейка оказалась кривая, скверно покрашенная и вдобавок вся покрытая различными словами, вырезанными с особым тщанием.

– Ну и ну, – вздохнула госпожа Шульц. – Даже и тут…

– А… а вы откуда? – с отчаянным любопытством спросила Маслакова. – Вы ж не из Ленинграда?

– Не из Ленинграда, – покачала головой Ирина Ивановна. – Мы очень, очень издалека, дорогая.

– И говорите странно. У нас так не говорят. – В глазах у Юли вспыхнул страх.

– Маслакова! Не придумывай. Никакие это не шпионы, если ты про это!.. Поменьше надо было про майора Пронина читать! – Игорёк сделал движение, словно собираясь схватить Юлю за руку, но вовремя опомнился.

– Поистине, мы были б удивительными шпионами – отправившимися на охоту за чужими секретами в компании трёх молодых людей приятной наружности, – улыбнулась госпожа Шульц. – Да и приметные мы, всякий запомнит. – Она кивнула на татуировки Двух Мишеней.

– Д-да, – выдохнула Маслакова. – П-простите…

– А почему вы считаете, что ваш дядя может доставить нам неприятности, мадемуазель? – вежливо осведомился подполковник.

– Может, – мрачно сказала Юлька. – Дядя Серёжа, он такой… сердится всё время. Даже на маму прикрикнуть может. Хотя она не родная его сестра, а двоюродная…

– А… ваш почтенный батюшка? – осторожно спросил Две Мишени, и курносый нос враз опустился к земле.

– Папа от нас ушёл. Давно, я тогда совсем маленькая была. Я его и не помню.

– От нас тоже ушёл, – вдруг сказал Петя Ниткин. – У меня тоже дядя есть и тоже Серёжа! Представляете?

– Какое совпадение, – улыбнулась Ирина Ивановна. – Ну прямо как у Салиаса[11] в романе!

– Что же он может сделать такого плохого, ваш уважаемый дядя? – с прежней вежливостью продолжал Две Мишени.

– Не знаю. Но я испугалась. Он сердился очень, дядя Серёжа. А когда он сердится… всякое может случиться.

– А кто он?

– Секретный физик, вот кто!

Петя Ниткин немедля воспылал интересом, однако Ирина Ивановна подняла руку.

– Петя, погодите. Видите ли, мадемуазель Юлия, мы…

– А вы откуда? – бесхитростно перебила её та. – И одеты так странно, и впрямь как для кино. Только для какого кино? Как называется? Кто режиссёр? Я кино люблю, я про «Ленфильм» всё знаю!

– Отвянь, Юлька, – Игорёк закрыл их собой, но сказал беззлобно. Так, словно в шутку, но Феде стало неприятно. «Отвянь» – разве так с барышнями говорят? – Ну, чего пристала? Видишь, люди сказать не могут. А так бы давно уже сказали. Не сечёшь, что ль?

– Секу, – уныло призналась Юлька. – Эх… Ну… я пойду тогда?

– А мы обратно вернёмся, – решительно сказал Две Мишени. – Хватит уже тут прохаживаться. Променад закончен, господа кадеты.

– Не. – Юлька вдруг решительно топнула. – Я с вами, можно? Что-то я как-то… не должна я вас тут оставлять.

– Маслакова, не придумывай!

– А что ты как Егор Маркелыч?!

– Егор Маркелыч учитель, ему положено!

– А тебе нет! Короче, я с вами!

Две Мишени пожал плечами, Ирина Ивановна развела руками, и все вместе они заторопились к подъезду.

Там, у самых дверей, в сгустившихся лёгких сумерках, вспыхивал и угасал алый огонёк – тёмная фигура застыла, привалившись к стене.