Алексей Балабанов. Встать за брата… Предать брата…

В ту ночь у Лехи случился тяжелейший приступ эпилепсии. В первые секунды я не знал, что делать. Разбудил соседей, один из них сунул Лехе в рот ложку, чтобы тот не откусил себе язык в беспамятстве. Конвульсии были такие, что слетела с пазов спинка железной кровати-полуторки.

Говорят, рецидивы этой болезни сейчас преодолеваются медикаментозно. Хотя сама болезнь не уходит. Сам ты не можешь усилием воли предотвратить наступление тьмы, а ее кануном бывает состояние эйфории, абсолютного восторга. А после приступа – депрессия… В чем-то оно и порождает то, что называют «пограничной ситуацией», – основу экзистенциального мирочувствования.

Томас Манн писал, что испытывает робость перед гениальностью как болезнью и что его благоговение перед «сынами ада» глубже, чем перед «сынами света». Чем же влекло немецкого писателя «патологическое вдохновение» Достоевского или Ницше, например? И не решил ли когда-то Алексей Балабанов (открыв в себе «стигму величия») запредельностью, агрессивностью и выморочностью повествования пробить путь к источнику, который питал и великих? Ведь наделен же он главным признаком гениальности?

А что – может, так и надо? – решил однажды режиссер. – Может, в изображении преступного, маргинального, страшного и есть главный принцип моей эстетики? Раз не дается светлое, здоровое, жизнелюбивое, так почему не попытать счастья в худом? Ведь сказано же: от патологии до поэзии – всего лишь шаг.

Возможно, я и заблуждаюсь – и все на самом деле проще. Вот Леха Балабанов, вот эпоха на дворе – и вот кино «про ужасы совка», вписывающееся в общий балабановский контекст неприятия «хомо советикуса». Вот зеленый змий, не дававший покоя нейронам. А на Манна можно вообще наплевать.

Но тогда выпадает и главное: зачем Балабанову этот груз на душу было взваливать? Зачем было эти антисоветские и антирусские богоборческие манифесты создавать? Прежде чем начать «разговор с Богом», кто-то из нас еще и с его антиподом успевает наобщаться…

Найдется немало людей, особенно из числа либералов, готовых осудить автора за этот опус. Мракобес, не способный оценить великое кино! Завистливое ничтожество! Письма – это святое, а он… Разве можно ставить в вину кому-либо его болезнь или физические недостатки! Даже если эпилепсия и считается психическим заболеванием! И вообще – писать об этом!!!

Автор заранее соглашается со всеми подобными обвинениями. Но другого способа сказать правду нет.