Алексей Баталов

Тем не менее вы помните и знаете, что это одна из любимейших народом ролей Баталова. И в этом огромная заслуга режиссера Володи Меньшова. Вот полюбили его в этой роли! А номер заключался в том, что очень изящно и очень тихо, не производя внешних эффектов, очень целомудренно Алексей Владимирович привнес в эту картину то самое простое чувство любви к обыкновенному человеку. Даже без бархатного пиджака. И было это замечательно! Дальше — больше. Никогда Баталов не уходил с экрана. Не играл неудачных и нелюбимых ролей. И когда он снялся у Владимира Мотыля в «Звезде пленительного счастья», он вдруг сумел в этой роли так много сказать о генетике благородства. О генетической природе благородного и простого достоинства русского мужчины.

* * *

Вот что это такое, откуда взялось? Посмотрев «Звезду пленительного счастья», становится понятно, что анализ этого достойного благородства человека, живущего в России, — это не выдумка Хейфица, это лежит в генетической природе существования человека в России в разных-разных обстоятельствах. Когда высшей ценностью является искусство сохранения.

Искусство не растерять, не отдать на растерзание все самое дорогое для тебя. И вот это искусство — не отдать на растерзание жутко прожорливым времени и эстетике свой бег в неясную сторону с неясными целями, вот в эти времена Баталов проявил себя с исключительной благородной силой и благородным мужеством.

Он очень много времени с колоссальной пользой отдал институту кинематографии и кафедре актерского мастерства. Он был заведующим кафедрой много-много лет. И вот этот его очень серьезный самоограничительный актерский подвиг, когда он сделал все возможное, чтобы новые поколения актеров, которые приходили в кино уже в эти меняющиеся времена, все-таки смогли в себе сохранить и удержать то главное, что сделали те люди из того трамвая, чтобы это все не исчезло и не пропало.

Звезда пленительного счастья

И вот эта его работа со студентами, как ни странно, и есть новый тип счастья. Я был на первом из юбилеев Алексея в институте кинематографии. Я никогда не бывал у него в мастерской и не видел, как он репетирует. И я увидел на юбилее вот эту не придуманную, не фальшивую, не поставленную радость общения мастера с абсолютно молодыми и неизвестными ему людьми, которые будут работать в абсолютно новое, неизвестное и, честно говоря, не понятное ни ему, ни мне время.

Понимать иногда хочется, а иногда и не очень. Потому что как-то действительно бессмысленно на твоих глазах исчезают и растворяются какие-то элементарные культурные основы проживания в России… Пойдите сейчас по Тверской улице и спросите, кто такой Зандерлинг? Можем поспорить с любым человеком, любым телезрителем. Сейчас это очень модно, лотерею такую разыграем — ни один человек не скажет кто такой Зандерлинг. Ни один! Ну, может быть только в районе консерватории, если по Никитской пройдем, там еще могут вам сказать. Но и про Мравинского вам никто ничего не скажет.

Потому что это вроде как и не нужно. Вроде как прошло время и пришли какие-то новые времена, где нужны совершенно другие люди и понятия. Скромный вопрос: «Какие?» Какие?.. Чем заменили тот трамвайный набор интересов? Ничем. Хотя сейчас Алексей Владимирович и не проехал бы на своем «Москвиче» с Анной Андреевной никуда. Пробки…

Встали бы они в пробке. И мне очень трудно представить себе Ахматову в пробке. Очень трудно, практически невозможно! Ну лицо Алексея Владимировича я представляю себе более-менее. А что такое пробки? Если нормально подумать, откуда взялись пробки? Значит, страна производит столько полезных продуктов духовных и материальных, что инфраструктура обеспечения жизни человека не успевает за этим мощным производством железа. Железа много. Любопытно видеть озабоченные лица мэров в этих пробках. Но ведь пробки-то — фуфло.

Потому что откуда они взялись? Не производили ничего. Значит, это какие-то, мягко говоря, слегка воровские пробки. Потому что не производили ничего, и как получилось такое количество железа, которое упирается друг в друга? Нив коем случае не хочу сказать ничего плохого про людей, которые сидят в этих автомобилях и стоят в пробках. Кто-то очень много украл, и с ним поделились. Теперь они сидят каждый в своем железном ящичке и в пробке. И с ними точно нет Ахматовой.

И мы всем обществом решаем проблему пробок. С какой целью? Неясно.

И совсем уж неясно с новыми персонажами, которые вскочили в едущий модернизированный трамвай на резиновом ходу с мощными двигателями. Я не очень хочу давать какие-то определения, ну есть у меня странное ощущение от большинства того, что мы на сегодняшний день называем искусством, и это ощущение как будто от не вполне удачной наперсточной игры.