Ждали следующего трамвая: «Пошел!» Лева опять бежал… Слава тебе, господи, что он не попал под трамвай, потому что страшно мне представить себе одноногого руководителя одного из лучших театров мира. Но Лева сразу почувствовал эту опасность, и в эту авантюру он не стал углубляться. Он поддерживал, но углубляться не стал. И вот когда мы занялись вплотную всей этой ахинеей, Киселев принял вообще невероятное решение. Причем никто из нас Киселева вообще не видел, но Киселев нам выделил комнату на «Ленфильме».
Время отдыха с субботы до понедельника
И в этой комнате на «Ленфильме» мы поселились. Это был, по-моему, четвертый этаж, недалеко от лестницы. «Ленфильм» был райским кинематографическим местом. Это было такое намоленное место — кинематографический оазис. Конечно, мы много чего потеряли за последние годы, кроме собственного разума, который мы потеряли в первую очередь, а потом в связи с этим потеряли многое. Но вот есть какие-то потери, от которых ноет сердце. Вот так, как мы угробили «Ленфильм». А для этого, конечно, нужно быть особенно талантливыми варварами.
Рядовой тупой варвар из трамвая этого сделать не сможет. Это был какой-то особенный варварский талант. То, как мы погубили «Ленфильм», — это что-то немыслимое. Причем погубили не зачем и не для чего, просто угробили и все. От полноты демократических чувств, наверное.
И мы оказались в этом раю, и нам дали комнату.
Комнаты распределялись от лестницы: сначала там было написано «худрук, по-моему, второго объединения, Иосиф Ефимович Хейфиц», недавно, как нам сказали, там только сняли табличку «Дама с собачкой» Хейфица. Дальше было написано «С. Соловьев», без всяких пояснений. Это я-то! Рядом с Хейфицом! А дальше шла табличка «А. Баталов. Шинель».
Алексей Владимирович Баталов начинал как режиссер снимать гоголевскую «Шинель». И вот в этот момент он, конечно, был в изумлении, потому что мы до своей комнаты часто доходили просто в пионерских галстуках. Потом мы их снимали, куда-то засовывали, в карманы, наверное, и все закуривали. Были такие шпендели и все курили, оттуда шел дым, просто как из трубы межконтинентального океанского лайнера. Страшный дым такой! Все курили и больше ничего не делали, потому что делать было нечего. Просто хотелось умереть, как умер на экране Алексей Владимирович. Больше никаких идей не было. Для этого было достаточно очень много курить. И тогда мы познакомились с Баталовым, который был чрезвычайно напряжен, потому что он страстно мечтал снять гоголевскую «Шинель». И в главной роли у него должен был сниматься в своей дебютной роли Ролан Антонович Быков. Он молодой совсем был, даже иногда хотелось пригласить его к нам в комнату покурить, тоже сняв с него галстук.
Он был молодой, но у него была уже большая слава. Он был чуть ли не главным режиссером какого-то театра в Питере, но при этом был — совершенно из того же трамвая — бездомным человеком, страшно неустроенным, и на нас всех он произвел немыслимое впечатление, когда, играя Башмачкина у Баталова, он время от времени ночевал в баталовском кабинете рядом с нами на раскладушке, потому что спать ему было негде. Если у него не было каких-то других вариантов проведения ночей, то он спал там. И Баталов снимал «Шинель». Ее обругали потом как могли. То ли выпустили на экран, то ли не выпустили — не знаю. А ведь это была исключительная картина, исключительно художественная с гениально сыгранной Ролан Антоновичем Быковым главной ролью.
Одним из самых главных, на мой взгляд, баталовских артистических свершений, по-другому я и назвать-то не могу, — это великая по сдержанности тонкости и благородству роль, которую он сыграл в фильме Иосифа Ефимовича Хейфица «Дама с собачкой». Главную роль Гурова. Но нужно обязательно отметить, что это величие и благородство, естественность, простота и красота были возможны только потому, что рядом были Хейфиц и Ия Саввина, которая абсолютно гениально сыграла роль чеховской героини. Почему я говорю гениально сыграла? Потому что гениальность не определяется некой немыслимой концепцией, она заключена в природе человека. Либо она есть, либо ее нет.
Дама с собачкой
Зонтик для новобрачных
И вот когда Анна Сергеевна уезжает из Ялты и Гуров ее провожает, Ия Саввина делает один такой жест. Никогда не забуду — сидит, на него смотрит, потом делает гениальный жест. Все. И вот это гениально! Вообще эта глубина понимания того, как устроен хороший русский человек, она сыграна Баталовым в этой картине просто абсолютно. У меня тоже было такое странное чувство. Я эту картину смотрел раз двадцать — тридцать, как-то вечером пришел и записал наизусть по кадрам. И в чем там номер вот этого устройства русского человека? Невозможно понять. Даже неловко говорить.