Алексий II

Я могу лишь засвидетельствовать, что все церковные анафемы остаются в полной силе. Думаю, что и в администрации президента, и в правительстве совесть многим не даёт покоя. Вспомним: когда Каин-братоубийца пытался скрыть своё преступление, Господь Сам обличил и покарал преступника, восстав Судией праведным и нелицеприятным и определив: Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли; и ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои принять кровь брата твоего от руки твоей (Быт. IV, 10—11). Сегодня несмываемая Каинова печать жжёт лоб не одному и не двум российским политикам. Дай Бог, чтобы мы все сумели сделать из произошедшего должные выводы! Для человека верующего, православного они очевидны: искреннее и глубокое раскаяние в содеянном — единственный способ умиротворить мятущуюся совесть, восстановить свою благодатную связь с Церковью, с Богом и искупить содеянные прегрешения... В православном учении нет понятия поимённого анафематствования. Там сказано, что, если кто-то воспринимает мир и землю не Божьим творением, тому будет анафема. Это уже в наши дни анафему почему-то стали воспринимать как проклятие. Это неверно. Анафема — свидетельство тому, что люди, исповедующие неправду, отлучаются от Церкви. Однако что это значит для людей, которые сами себя отлучили от Церкви?! Анафема произносится всем сектантам, отступникам от Православия, то есть тем, кто воздействия Церкви не воспринимает. Вот мы огласили, если помните, синодальное послание (это было в дни осады Дома Советов), что тот, кто пустит первую пулю, прольёт кровь, будет предан анафеме. Первые пули пустили в защитников Белого Дома. Но кто пустил? Думаю, те, на кого анафематствование не произвело никакого впечатления... Для православного анафема — высшая мера наказания».

8 октября, с трудом встав на ноги, Предстоятель отправился в Троице-Сергиеву лавру, где зачитал своё особое обращение к пастве:

— С горечью и скорбью ныне говорим: велики грехи народа нашего! Он не услышал призыв Церкви. Брат поднял руку на брата, пролив кровь ближнего своего. Нет нам сегодня оправдания. Мы наказаны по грехам нашим, ибо отвергли пути мира и направили стопы свои на путь вражды...

А в эти же дни, когда Патриарх призывал не мстить, не поддаваться искушению гонений, группа «представителей интеллигенции» опубликовала письмо, в котором как раз наоборот призывала к жёстким мерам. Увы, среди сорока двух подписавшихся там значились фамилии и столь уважаемых деятелей литературы, как Белла Ахмадулина, Григорий Бакланов, Василь Быков, Борис Васильев, Дмитрий Лихачёв, Роберт Рождественский и даже Виктор Астафьев, доселе среди «интеллигентов» не числившийся. Впервые после процессов тридцатых годов и травли Солженицына русские интеллигенты вновь запачкали свои имена. А ведь когда-то они вместе с Церковью взывали к властям о «милости к падшим», просили не наказывать декабристов, петрашевцев и прочих взбунтовавшихся!..

Москва спешно зализывала раны, чтобы как можно быстрее исчез из памяти людской чёрный кровавый октябрь. Как у Габриэля Гарсиа Маркеса в романе «Сто лет одиночества», когда все жители Макондо вдруг перестали помнить о расстреле толп народа. Готовился референдум, призванный поддержать новую ельцинскую конституцию.

За чёрным октябрём наступил тусклый ноябрь, серость которого могли развеять разве что вновь засиявшие золотые купола Казанского собора на Красной площади.

12 декабря Россия проголосовала в пользу ельцинской конституции и стала президентской республикой. Построенной на крови. Что ж, как писал Некрасов, «дело прочно, когда под ним струится кровь».

О милости мира молился в 1993 году Святейший Патриарх в ожидании чуда, которое не произошло:

— Наш миротворческий призыв, призыв Церкви не был услышан. В результате этого случилась та страшная, потрясшая всю нашу страну трагедия с пролитием крови и множеством жертв, молодых жизней, так нужных нашей стране. О них в октябре этого года мы просили вас возносить молитвы, как возносим их и поныне.

Глава шестнадцатая ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ. 1994

Приходилось смириться с тем, что авторитет Церкви за первые три года его Патриаршества возрос не до такой степени, как ему хотелось. А после октября 1993-го даже ощутимо упал в глазах власти — Ельцин затаил обиду на Патриарха за то, что тот занял примиренческую позицию, вместо того чтобы решительно поддержать президента и затем благословить расстрел Белого дома. Разрушитель коммунистического государства оставался до мозга костей коммунистом, большевиком: кто не с нами — тот против нас, кто воздержался — тот потенциальный враг, если враг не сдаётся — то его уничтожают... Алексий II воздержался в вопросе о том, на чьей он стороне, — нет ему больше доверия!

После событий «чёрного октября» Патриарх почувствовал к себе резкое охлаждение со стороны властей.