Елена Фёдоровна Гизетги, племянница отца Михаила, в своих воспоминаниях писала: «Он приходил к нам — и я всегда помнила, что если придёт мой дядя Миша, то обязательно у него в кармане будет шоколадка. Без шоколадки не приходил никогда. Он всегда был весёлый, очень любил шутки, добродушно над нами подшучивал... Это качество Святейший Патриарх унаследовал от отца. У него была удивительная улыбка и глаза. Эти глаза остались в памяти — добрые, всегда сияющие... Во время войны все священники, в том числе и отец Михаил, призывали брать из лагерей в свои семьи детей, оставшихся без родителей, — и многие брали, как русские, так и эстонцы. У нас жил мальчик, отец Михаил крестил его, у наших знакомых тоже — кто двух брал, кто одного. Отца Михаила очень любили, слушались, шли к нему со всякими горестями. Он говорил, например, моей маме: вот, люди пришли, им негде жить... У него-то места было мало, а у нас большая квартира. И жили у нас люди, без конца жили, а он помогал им материально. Беженцы из лагерей обращались к нему как к священнику — и мы им помогали. Это была семья. Вот я бы сейчас не смогла уже так — время стало другое... А он помогал очень многим людям — а у самого и ряса, и подрясник были старенькие... А моего отца расстреляли ещё в 1941-м. Он носил итальянскую фамилию Гизетги, но Гизетти, как и Ридигеры, давно обрусели. Вообще, эти два семейства были так близки и тесно связаны, что фактически это была одна большая семья. Я не любила свою фамилию за то, что она очень красивая и все сразу обращали внимание, а я была девчонкой очень стеснительной... Я не знала, что папу расстреляли, только маму вызвали и сказали. Обвинения? Белый офицер, капитан, участвовал здесь в офицерском собрании. Он очень деятельным был, ему всегда нужно было в чём-нибудь участвовать. Отец Михаил стал мне вторым отцом. Со всеми своими делами я всегда ходила к нему. Это была поддержка во всём. Он часто говорил: “Только с Алёшей не потеряйтесь” — чтобы мы всегда были вместе... “Чтобы только вы не потерялись...” Отец Михаил очень меня любил... Узнав, что я выхожу замуж, он очень обеспокоился, беседовал со мной, говорил, что надо раньше узнать человека, пуд соли с ним съесть, но когда увидел моего будущего мужа, то сразу его полюбил, они потом часто встречались, беседовали. Я работала в детском саду и поэтому в церкви на виду стоять не могла, ходила в ризницу и там стояла. Однажды отец Михаил входит туда и говорит: “Уполномоченный пришёл!” А тогда если приходил уполномоченный — не дай Бог, чтобы дети были в церкви или что-то ещё недозволенное, это было страшное дело. Я смотрю — у отца Михаила руки стали дёргаться. Был страх, что закроют церковь. Он говорит: “Молись — не дай Бог, он что-нибудь увидит!” Несколько раз я наблюдала такие трудные, тяжёлые моменты. У отца Валерия Поведского в Пюхтицком подворье тоже в ризнице прятались. Я ходила в церковь потихоньку, пробиралась, чтобы с работы не выгнали. Я считаю, что мне очень повезло в жизни, что меня окружали такие светлые люди с большой душой — отец Михаил, моя бабушка Аглаида Юльевна... Эти два человека были для меня вообще образцом человеческой доброты. От них исходил внутренний свет...»
Отец Михаил упокоился рядом со своей милой супругой Еленой Иосифовной на кладбище Александро-Невского храма в Таллине. На их могилах — два скромных гранитных надгробия с надписями: «Елена Иосифовна Ридигер. 12.V.1902 — 19.VIII. 1959. Горячо любимой и незабвенной мамочке от мужа и сына» и «Настоятель Таллинской Казанской церкви протоиерей о. Михаил Александрович Ридигер. 28.V. 1902 — 9.V. 1962. Блажени милостивии: яко тии помиловани будут. Мф. 5,7».
В 1962 году епископ Таллинский Алексий продолжал бороться за сохранение Пюхтицкого монастыря и храмов своей епархии. Во многом ему помогала его должность заместителя председателя Отдела внешних церковных сношений. В те самые дни, когда отец лежал с инфарктом, он возил в Пюхтицу делегацию Евангелическо-Лютеранской Церкви ГДР, целых семнадцать человек.
— Отец как никто понимал меня, был в курсе моей задумки. Когда прощались, пожелал мне успеха. Несмотря на болезнь, горячо молился за меня, а потом радовался успешному завершению «операции». На какой-то момент он даже почувствовал себя лучше...
Вернувшись к себе домой, гости дали интервью газете «Neue Zeit», и вскоре там вышла полная восторгов статья. Как после этого разорять обитель? На такое власти уже не могли решиться. Продолжался кризис во взаимоотношениях СССР и США, любой негатив был советскому руководству не ко времени.
Вскоре епископ Алексий побывал в Париже. Там он встречался со многими представителями первой волны эмиграции, видел, что все они по-прежнему живут и дышат горячей любовью к утраченной родине. Они удивлялись:
— Разве вас не расстреляют дома за то, что вы с нами встречались?
— Нет, у нас вообще уже не расстреливают священников. Хотя живётся пока по-прежнему несладко, — тихо отвечал он, улыбаясь.