Алексий II

— Старые люди, сохранявшие в душе веру ещё с досоветских времён, отходили ко Господу, а новое поколение под воздействием мощной атеистической пропаганды воспитывалось в лучшем случае равнодушным к Церкви. Поэтому часть храмов как бы потихоньку пустела и приходила в упадок. Но даже в ситуации, когда оставались хотя бы несколько прихожан или даже надежда на их появление, я в течение нескольких лет искусственно поддерживал такие храмы, выплачивая за них все налоги из епархиальных, общецерковных, а то и личных средств... Положение духовенства, особенно материальное, было крайне тяжёлым. Для священника в Эстонии считалось нормальным служить в четырёх, а то и в пяти храмах, из которых большинство были храмами без приходов. При этом многие из них успевали трудиться и на службе мирской — кочегарами, почтальонами, счетоводами в совхозах. Священников катастрофически не хватало, и в то же время было очень трудно обеспечить для них хотя бы минимальное материальное вознаграждение. Возникла даже невесёлая поговорка: «Сам служу, сам пою, сам кадило подаю». Но, наверное, больше материальных невзгод эстонских священников угнетали их полупустые храмы, когда на службу собирались от силы десять-пятнадцать верующих... Служение эстонского духовенства было поистине подвижническим.

Епископ Алексий выбивал пенсии пожилым священникам ещё до достижения ими пенсионного возраста и тем поддерживал их зыбкое материальное благополучие. Когда встречал по этому поводу недоумение, говорил в ответ:

— Вы молитесь со своей паствой, а они и этого не имеют.

В этой борьбе за сохранение приходов, храмов и Пюхтицкого монастыря проходили первые годы его архиерейского служения. По-прежнему приходилось защищать Пюхтицу, а помимо монастыря ещё и храм Сергия Радонежского и бывшую летнюю резиденцию губернатора Эстляндии князя Сер гея Шаховского. Тогда не хватило средств оградить всю территорию обители, работники Йыхвинского райисполкома, воспользовавшись этим, заявили:

— Для удовлетворения религиозных нужд у вас там ещё целых три храма, куда вам столько?

Вновь пришлось владыке пускать в ход все свои дипломатические таланты:

— А что было делать? Затевать тяжбу с каким-то райисполкомом — дело страшно неблагодарное. Чиновники среднего звена большие упрямцы, а демагоги так просто чудовищные!..

Он стал убеждать, что князь Шаховской все силы отдавал объединению русского и эстонского народов, а превращение его усыпальницы в очередной клуб самодеятельности означало бы, что нынешним властям наплевать на единство эстонцев и русских.

Неожиданно одним из яростных сторонников уничтожения Пюхтицы стал главврач местной больницы. Он уже видел себя на хорошей должности главврача шахтёрского санатория, и вдруг такое разочарование! Для партийных чиновников его аргументы, что физическое здоровье трудящихся гораздо важнее каких-то там духовных ценностей, были, конечно же, куда убедительнее. К тому же настоятельница монастыря матушка Ангелина не сдержалась и поссорилась с этим врачом. Епископ добился личной встречи с ним, пустил в ход всё своё красноречие и обаяние, и к концу беседы они стали почти друзьями. Врач отказался от всех своих притязаний. Мало того, духовная сила епископа Алексия оказалась столь действенной, что недавний атеист после их разговора начал посещать церковь, а двое его сыновей впоследствии стали священниками!

Пюхтицу епископ Алексий любил, как невесту, как жену. Родители впервые привезли его сюда, когда он ещё был в пелёнках, и потом привозили каждый год, он рос на глазах у монахинь, они с ним играли, разговаривали, любили его, а он их.

— Так что для меня это первая любовь, а она, как известно, не забывается, — любил потом повторять Святейший. Немудрено, что он сражался за неё как лев.

Старенькая, болезненная настоятельница монастыря игуменья Ангелина (Афанасьева) плохо справлялась со своей должностью. Нужно было найти молодых, деятельных и строгих в своём послушании монахинь. Епископ услышал, что есть такие в Виленском женском монастыре, и пригласил их в Москву для переговоров. Так в 1963 году состоялось знакомство, продлившееся всю жизнь. Валентина Алексеевна Трофимова родилась в 1930 году, в свои двадцать два приняла монашеский постриг в той же Пюхтице под именем Варвары, после чего поступила в женскую обитель Вильнюса. Другая Валентина, Щукина, пока ещё пребывала в той же обители насельницей — она была на год моложе инокини Варвары, славилась таким же деятельным и строгим нравом. Во время московского знакомства епископ Алексий предложил обеим перейти в Пюхтицу, чтобы со временем возглавить тамошнюю обитель. Они засмущались, стали отказываться, ссылаясь на молодость, незрелость для столь высокой должности.

— Ну, хорошо, — ответил владыка, — неволить не стану, возвращайтесь в Вильнюс. Но учтите, я от вас не отступлюсь.

Слово своё он сдержит, и инокиня Варвара и инокиня Георгия станут его верными представительницами.