В том, что Ядвига Леманн с легкостью разбивала сердца, сомнений не имелось. Я заметила, какие противоречивые чувства отражались на лице Барнабаса Шварца, следившего за ней из другого конца комнаты. С одной стороны, трудно не испытывать зависть к такому умению внушить любовь мужчине; с другой — подобный дар — проклятье, и часто женщины сами не имеют власти над ним, и он приводит их к печальному концу. Вот и Барнабас смотрел на Ядвигу тяжелым взглядом, и безрадостные мысли бродили в его темной голове.
Часа через три я совсем уморилась от танцев и подумывала о возвращении домой. Воздух в таверне к этому времени стал спертым, тяжелым, и я выбралась на улицу, чтобы отдышаться.
К вечеру выяснило и подморозило. Круглеющая луна высоко поднялась на небе. Темные тени от домов легли на дорогу. И как всегда в близость полнолуния, тревожно стукнуло сердце: что-то будет? или на этот раз пронесет? Смогу ли я равнодушно, как другие, встречать полную луну, видеть в ней только ночное светило, не вспоминая о кровавых охотах? Смогу ли забыть о прошлом и переменить себя? Я приехала в тихий дом сестры в надежде найти здесь ответы. Найду ли?
Хлопнула дверь за моей спиной, и я поспешно отошла за угол здания, подозревая, что следом выскочил гробовщик Вульф. Кажется, он услышал мои шаги, и направился прямиком ко мне.
— Ну, вот мы и одни! — заявил он, без долгих предисловий. — Я знал, что ты отплясываешь с этим франтом Леманном для отвода глаз. Хорошая кобылка всегда чует настоящего мужчину.
— Эээ! Придержи-ка коней, милок!
Он схватил меня за обе руки и потянул к себе. С виду Вульф представлялся худосочным, но оказался сильным.
— Люблю норовистых кобылок, — сообщил он, дыша в лицо перегаром. — Ну, не ломайся!
Я шагнула навстречу и врезала коленом в пах. Вульф пискнул, схватил себя за штаны. На углу таверны под водостоком стояла вместительная бочка, налитая до краев и с тонкой корочкой хрупкого льда. Я толкнула кавалера к бочке, обмакнула головой в воду, разбив лед рожей.
— Охолонись, любовничек! — посоветовала ему, вынимая назад.
Он медленно осел на застывшую землю, хватая ртом воздух. Из-за угла появился Людвиг.
— Хильда! У тебя все в порядке?
— Да вот, человек в бочку ни с того, ни с сего лицом упал, — сказала я, отряхивая руки. — Перебрал, видно.
Людвиг усмехнулся.
— Уже поздно. Мы едем домой, чего и вам с сестрицей желаю.
Он протянул руку и взял меня за локоть.
— На улице холодно, а ты неодета. Замерзнешь.
Делать за углом мне больше нечего, и я позволила себя увести. Не успели мы сделать и двух шагов, как раздался женский визг, быстро оборвавшийся.
— Ядвига! — выдохнул Людвиг и кинулся в темноту.
Убежал недалеко — остановился прямо перед входом трактир.
— Она ждала здесь! — в отчаянии он всплеснул руками.
Из таверны выбегали люди, заслышав крик. На улице цокали копыта лошади — прибыла карета Леманна. Но девушка не откликалась. Вспомнился взгляд Барнабаса. Готова поспорить, что он...
Я не успела додумать до конца, когда из таверны вышел часовщик, в накинутой шубе, судя по меху, сшитой из волчьих шкур.
— Ищите ее скорее! — крикнул Людвиг. — Она не может быть далеко!
Мужчины быстро разбежались по соседним улицам и подворотням. Барнабас остался на крыльце в одиночестве. Он стоял, засунув руки в карманы шубы, и, кажется, не собирался и пальцем пошевелить для поиска Ядвиги Леманн. Но мне уже не было до него дела — раз он тут, значит, не виновен.
Я была согласна с Людвигом — Ядвига где-то рядом. Мы находились от нее шагах в двадцати, когда услышали крик. Что бы там ни произошло, быстро скрыться можно только в одном месте — за другим углом таверны. Перебегай он улицу с девушкой на руках, будь здесь какая-нибудь повозка — мы бы это заметили. И я побежала за угол. Людвиг последовал за мной, или заключив то же самое, или доверившись мне.
И в тот же миг из темноты за углом крикнули:
— Она здесь!
Девушка лежала на земле, раскинув руки. Сначала почудилось, что она мертва. Я наклонилась над ней, нащупала слабое биение жилки на шее. Людвиг стоял за спиной, молча, боясь приблизиться.
— Жива! — сказала я ему.
Он облегченно, с шумом выдохнул.
Кто-то принес фонарь, и при свете стали заметны следы на шее — ее пытались задушить.
Луна насмешливо разглядывала нас с небес.
'Что-то будет', — стукнулось мне в висок.