Альфа

На другой день заехал Людвиг. Немного посидел с нами, рассказал, что его племяннице стало лучше. Ядвига узнала нападавшего и назвала его имя — Вилли Миллер, сын мельника. Тот, который ссорился с нашим жильцом. На мельницу, стоявшую особняком от города отправились несколько добровольцев во главе с Леманном, но Вилли пропал. Отец его поклялся, что не видел сына со вчерашнего дня, и будто бы удивился, узнав о нападении на Ядвигу. Удивились и братья Вилли, ладные, как на подбор, ребята. Они пообещали сообщить, если он вернется, но слишком надеяться не приходилось — о делах на мельнице ходили разные слухи. Людвиг разослал людей в обе стороны по дороге — предупредить трактирщиков. Расспросил приятелей Вилли, но те ничего не знали и не понимали, почему он бросился на Ядвигу, хотя кое-кто обмолвился, что он приударял за ней.

— У тебя есть опыт в подобных делах, Хильда, — сказал Людвиг в заключение. — Что еще можно сделать?

Я уверила его, что сделано все верно.

— Но что ты об этом думаешь? Какая у него была причина напасть на Ядвигу?

— Оба молоды, и она хороша. Ревность иногда превращает человека в зверя.

Он взглянул на меня тревожно, не удовлетворенный ответом.

— Вряд ли он попробует еще раз, — попыталась утешить я его.

Людвиг качнул головой и попрощался с нами.

На другой день он заехал снова. Новостей о Вилли не привез. Никто не видел Миллера ни в придорожных гостиницах, ни на мельнице, ни в самом Цалеме, но Людвиг не собирался сдаваться.

— Пока его не поймают живым или мертвым, не успокоюсь, — сказал он решительно.

— А что говорит Ядвига? Он пытался ухаживать за ней? — спросила я.

— Ничего такого. Пару раз танцевали на вечерах.

— Значит, она не знает, почему он напал.

— Может, сошел с ума? — предположила Тельма, не отрываясь от вышивания.

— Тогда найдется через несколько дней в лесу.

Людвига это не утешило.

Едва за ним закрылась дверь, как Тельма сказала:

— Знаешь, раньше Леманн так часто сюда не наведывался, — и хитро взглянула на меня.

— Он приезжает, потому что беспокоиться о племяннице и хочет посоветоваться.

— Советы он мог бы получить в другом месте.

— Перестань, Тельма! — я не хотела этих разговоров, но тоже чувствовала интерес Людвига ко мне, и разные мысли невольно лезли в голову. Поощрять несбыточные мечтания не хотелось — после будет больно мне же.

— Ты сама отворачиваешься к стенке, — сестра ловко завязала узелок и зубами перекусила нитку на вышивке. — Если так поступать — ничего не выйдет.

Мне нечего ей возразить. Я не сразу 'отвернулась к стенке'. Была неудачная попытка в юности. Он женился на другой, красивой куколке. И потом, когда я уже стала охотником — еще раз. И этот поступил также. Вот тогда я, утешив себя тем, что попыталась, но ничего не вышло, оставила такие мысли. С тех пор прошло десять лет, и не могу сказать, что сожалею о своем одиночестве. Я перевидала достаточно семейных пар, чтобы научиться ценить свободу.

— Как Леманн беспокоится о своей племяннице, — продолжила Тельма после паузы. — Не о каждой дочери или невесте так пекутся!

— Собственных детей у него нет, и Людвиг воспитывал ее с детства — как же не беспокоиться о ней? А твои слова двусмысленны. Не станешь же ты обвинять его в том, что он хороший, добросердечный человек?

— Его — нет, не стану. Но лучше сбыл бы он ее с рук. Кто пойдет в дом, где уже есть хозяйка? Он дает ей слишком много свободы и в доме, и в обществе.

Я пожала плечами. Это их дело. Хозяйство у Леманна немаленькое, без женского глазу не обойтись. Не Ядвига, родственница и наследница, так экономка получила бы ключи от кладовых.

Вечерело. Луна, большая и светлая, выбралась из-за восточного края горизонта еще в ранних сумерках. Синие тени сгущались и темнели на присыпанной снегом улице по мере того, как опускалась ночь.

Я сидела возле окна с грогом в руках. На столе горела свеча. В доме было тихо: Тельма с детьми ушла на праздник к кому-то из приятельниц.

Обычно три ночи полнолуния я проводила в лесу, выслеживая оборотней. И странно было сидеть в теплой комнате и пить горячий грог, любуясь ранним вечером. Только две недели назад я покинула наш трактир в Аугсбурге, а прошлое уже казалось сном. Под мирной крышей дома Тельмы не было места для погонь, коварных ловушек и длинных ночных засад. Приехав сюда, я хотела только передохнуть от бесконечных переездов и охот, но теперь подумывала бросить прежние занятия.

Утром я проснулась поздно, и неторопливо снимала с волос бумажные папильотки, которыми, как и чепчиками, Тельма обеспечила меня в избытке, когда по лестнице застучали шаги, и сестра ворвалась в комнату.

— Хильда! Ты еще не одета! — торопливой скороговоркой выпалила она и кинулась к моей одежде. — Скорее одевайся!

— Что стряслось-то?

— Там Людвиг Леманн, Хильда! Зовет тебя вниз. Быстро давай собирайся!

— Что ему понадобилось в такое время? Он объяснил?

— Ах, Хильда! — всплеснула руками Тельма. — Неужели не понятно, зачем он явился?!

Я уверила ее, что мне непонятно.

— Какая ты глупая! Он собирается сделать тебе предложение!

И опять зачем-то ухватилась за кофточку и стала пересматривать ее.