Это было самое настоящее фамильное гнездо Леманнов. По стенами висели потемневшие портреты предков. Перила на узких крутых лестницах лоснились, отполированные руками прежних жильцов. Дубовые ступени скрипели под ногами. В небольших комнатах, обставленных старинной мебелью, что-то вздыхало, шуршало и колебалось пламя свечей от неощутимых, мимолетных сквозняков. Имея малую толику воображения, можно увидеть бледное привидение грешной прабабушки. И Людвиг любил этот дом таким. По всему видно, что он не стеснен в средствах, но не менял в нем ничего. Исключение составляла гостиная, принадлежавшая Ядвиге. Он не посчитался с расходами, угождая племяннице, выписал современную мебель из столицы, и пианино, как гласила о том надпись, принадлежало работе известного венского мастера.
Мне выделили комнату возле хозяйских покоев. Людвиг велел растопить камин, и когда я поднялась наверх вместе со слугой, привезшим мои вещи от Тельмы, комната уже прогрелась и выглядела уютно тесной.
До обеда я успела разобрать саквояж, порадовавшись предусмотрительности сестры, которая положила новую рубашку и жилетик. Мои наряды будут выглядеть бедно на фоне платьев Ядвиги, но все же это не заношенные рубашки с неотстиранными пятнами. Затем, надев плащ и шляпу, обмотав шею длинным вязанным шарфом, я выбралась на улицу — пора осмотреть окрестности.
Парк был обширен. Два часа понадобилось, чтобы обойти его по окружности. Леманны, как видно, отличались мечтательностью и любовью к долгим прогулкам — ухоженные дорожки затейливо вились среди раскидистых деревьев. Между Цалемом и поместьем лежали поля, с вкраплениями небольших рощ. Со стороны гор — леса, спускавшиеся по отрогам, граничили с парком. Вдалеке торчали голые скалистые вершины с мазками ледников.
Внизу, у подножья гор, в Цалеме, днем снег таял, обращаясь в грязную кашу, но здесь холоднее, и землю выбелило. От леса парк отделялся лугом, и я заметила следы крупного волка на непримятом снегу.
Когда я возвращалась к дому, из гостиницы как раз привезли пса. Это был не очень высокий, мохнатый кобель с мощными лапами и злобными глазами. Пес, очутившись в незнакомом месте, рвался и заходился хриплым лаем. Работник едва удерживал его на толстой цепи.
— Ты можешь вернуть пса назад через пару дней, — сказала я, приближаясь к Людвигу, который на безопасном расстоянии любовался приобретением.
Леманн посвистел и кинул псу кусок мяса. Тот сожрал его, но крыситься не перестал.
— По всему видно: он устроит нам веселую жизнь. Никогда не видел такой злобной твари.
Людвиг снова посвистел и кинул мяса. Пес опять перехватил его на лету и проглотил, не разжевывая.
— Но, может быть, мы поладим, — добавил он, отправив в ненасытную утробу третий кусок. Напрасные иллюзии: пес не проявлял признаков благодарности за угощение. Людвиг повел работника на задний двор — привязывать собаку. Я вошла в дом и, сняв плащ, с удовольствием присела погреться у растопленного камина в столовой. Домоправительница, седая и бледная особа в сером платье и смешном чепце, уже начала накрывать стол к обеду. На меня она неприязненно косилась, но к таким взглядам не привыкать. Прислуга зачастую больше кичилась древностью рода и богатством, чем сами хозяева.
— Обед будет подан ровно в четыре, — сообщила она мне высокомерно. — Это через четверть часа. В доме принято переодеваться к обеду.
Намек очевиден. Я подхватила плащ и поднялась к себе в комнату, еще раз возблагодарив сестру за сообразительность. Мое переодевание много времени не заняло. Я переменила рубашку, зашнуровала жилетик и оглядела себя в зеркало. Обнаружилось, что в блужданиях по парку, испачкался подол юбки. Этот досадный промах не ускользнет от цепкого взгляда домоправительницы и даст новый повод к осуждению. Я попыталась оттереть грязь. И вдруг поймала себя на мысли, что, даже бывая в замках, не столько беспокоилась о своей одежде. Неужели меня заставит трепетать строгая домоправительница Леманнов и белолицая куколка Ядвига? Эта мысль меня отрезвила, и я оставила юбку в покое.
Спустившись вниз за несколько минут до четырех, я обнаружила Людвига возле дверей в столовую. Он, как всегда, любезно провел меня к столу и усадил.
Ядвига появилась ровно в четыре. Ее палевое платье, отделанное черными кружевами и украшенное драгоценной брошью на вороте, достойно бы выглядело и на королевском обеде.
— Нам надо чаще созывать гостей, — заметил Людвиг с улыбкой, помогая ей сесть к столу, — а то ты хватаешься за любой повод показать себя.
Ядвига ничего не ответила, только бросила на него короткий взгляд из-под длинных ресниц.
На второе подали жареное мясо. Куколка следила за мной: управиться гостья с вилкой и ножом? За двадцать лет в каких только домах мне не приходилось обедать. Охотник, если он был подходящим природным материалом, с годами обтесывался, привыкая обращаться в разном обществе. Но этот насмешливый, подстерегающий взгляд не располагал к непринужденной беседе, и за столом говорил сам хозяин, а мы с Ядвигой отделывались короткими 'да-нет'.