Альфа и Омега

Все-таки верил Филофей в перестройку. Очень хотелось ему, чтобы страна поднялась и расцвела, чтобы люди жили с улыбкой на лице, чтобы постоянно в воздухе звучала веселая музыка. Что греха таить, не слушал Бричкин злопыхателей, плохо отзывавшихся о Михаиле Сергеевиче. Если не верить Генсеку, то кому вообще верить? Поэтому Филофей внимательно слушал бесконечные выступления Горбачева и даже кратенько их конспектировал на тот случай, чтобы отразить критику какого-нибудь злобствующего гражданина. Уважал он руководителя партии за его моложавую внешность и, особенно, за новое мышление. Поэтому, когда в Окоянове обнаружился художник Верхаев Николай с планом установления монумента Михаилу Сергеевичу, Филофей сердечно обрадовался. Наконец-то искусство послужит настоящим кумирам советского народа.

Верхаев Николай был живописцем и в жизни своей ни одной статуи не сотворил. Но судьба художника была богата на неожиданности, и когда случай предложил ему временно перековаться в скульптора, он не сомневался ни секунды в том, что ему подфартило. Во-первых, живопись стоит рядом с ваянием. Известно много художников, которые однажды бросали кисть и брались за глину. Чем он хуже? Тем более, что случай представился незаурядный. В историю искусства с таким объектом, может, и не войдешь, а заработать можно очень даже не кисло. Относительно достоверности изображения Верхай вообще не беспокоился. Не боги горшки обжигают, тем более, что современное искусство не придерживается догмы похожести, а зачастую ее даже порицает. Короче говоря, художник с ходу пал в объятия музы ваяния, как только представился случай. А дело было так. Однажды в московской мастерской Николая появился старый дружок, ныне начальник нижегородского отдела транспортной милиции Кендяйкин Михаил. Когда-то они учились в одном классе, вместе занимались мелким школьным хулиганством, а такая дружба сохраняется на всю жизнь. Кендяйкин был румян щеками, жизнелюбив, пронырлив и устремлен в свой служебный рост. Михаил с удовольствием общался с людьми, умел им нравиться и особенно преуспел в этом перед лицом областного начальства. Каким образом он подъехал к самому главе области, неизвестно. Известно лишь, что Кендяйкин снабжал его кухню первостатейным цветочным медом из разинских лесов и организовывал выезды на мальчишники в волжские затоны со сказочной рыбалкой и едва покрывшимися нежной чешуйкой русалками. Михаил, однако, не намеревался вечно служить в административно-техническом разряде и возмечтал о великом. Великие мечты всегда бродят рядом с нетленным наследием времен, и совсем неудивительно, что в голову ему пришла мысль возвыситься через водружение памятника какому-нибудь великому человеку. Уж тут-то начальник области понял бы, какого незаурядного кадра он морит на подсобной работе, и дал бы ему политическую должность. Понятное дело, что после недолгих размышлений Кендяйкин проработал, а затем предложил руководству идею воздвигнуть рукотворный памятник титану нового мышления в самом Нижнем Новгороде. Глава области, человек чрезвычайно пассионарный, понял, что проект может его прославить, ухватился за идею, еще не родившуюся в других административных единицах. В том, что эти единицы ходят на сносях и вскоре начнут плодить статуи Горбачева, можно было не сомневаться, и следовало сделать рывок на опережение. Правда, проконсультировавшись кое с кем в Москве, руководитель поостыл и решил повременить с украшением волжского откоса истуканом генсека. Ему тонко намекнули, что скоро истукан может быть посвящен совсем другому вождю. Но это было еще вилами на воде писано, и он решил подобрать для Горбачева место поскромнее. Выбор пал на родину Кендяйкина, как инициатора идеи и сборщика пожертвований. Мол, пусть слава отца перестройки укореняется в низах народа. А уж извлечь политический навар можно и из окояновской статуи. При наличии высокого одобрения начальства Кендяйкин быстренько обеспечил спонсоров, хотя у Верхая закралось подозрение, что спонсоры эти никогда не искали общего языка с законом.