Альфа и Омега(СИ)

"Моего сына пригласили в такой престижный университет на высокооплачиваемую работу?"

"Неужели это все-таки произошло..."

"Господи, как же я этого боялась,... Как же я боялась этого дня! Конечно же, этот упрямец никуда не поедет..."

"Ох, за что мне такая кара...? Господи милостивый, когда же ты заберешь мою душу грешную, не мучь меня, прошу тебя, не заплатила ли по счетам еще?!"

Она хотела заплакать еще раз, но внутри нее уже не было ни сил, ни слез. Тогда ее взгляд зацепился за весящие на стене иконы. Ее лицо исказила невероятная мука и она, хромая на правую ногу, подошла к образам и, еле-еле опустившись на колени, дрожащей рукой осенила себя крестным знамением и взмолилась хриплым голосом:

- Господь! Господь Всемогущий! За что ты так нас наказываешь? Разве мало мне болезни неизлечимой? Коль грешная я - наказывай только меня, но сына не тронь, умоляю тебя, не тронь сыночка моего, не заслужил он, господи, не заслужил ведь...

Слезы вновь дали о себе знать и бесконтрольно затекли по ее лицу, святые образа в ее глазах превратились просто в мутные пятна.

- Не загуби жизнь кровиночки моей, умоляю тебя Боже, сжалься над ним, возьми душу мою грешную, возьми, да только сыночку помоги моему, вразуми его!

Тишина.

Ни единого звука вокруг.

Никого рядом. Ни сына, ни Бога, ни надежды...

- Да хоть в Ад забери меня, Господи, слышишь? В Ад! Только сына не тронь. Каюсь, каюсь, Боже, в грехах своих, - она вновь осенила себя крестным знамением, - молю, стоя на коленях, помилуй чадо мое, а со мной поступай, как хочешь...

И трижды осенив себя крестным знамением, поднялась с пола.

Бросив косой взгляд на письмо, который сын, да и она в том числе, ждал всю жизнь, мать подняла его, положила на стол, как оно и лежало, и направилась в свою комнату.

Только ее больная голова коснулась пролёжанной подушки, которая уже практически напоминала форму диска, старая и больная мать тут же уснула - без боли и даже каких-либо неприятных мыслей.

5

После утомительной рубки поленьев я весь мокрый, уставший и без единой мысли в черепной коробке, но с внушительной охапкой дров вернулся в дом. Подойдя к современной отопительной деревенской системе, я сразу же увидел отставленную на край кастрюлю с водой, которая предназначалась для будущего ужина. Покачав головой, я сел на корточки и начал раскладывать дрова. Принеся дань уже практически потухшей печи, и вернув кастрюлю в исходное положение, я снял пропитанную потом одежду, бросил ее в таз, одел свежую и решил поинтересоваться у матери, как это она сама смогла добраться до дома и вообще как ее самочувствие после не очень комфортной прогулки. Честно говоря, поначалу я был возмущен таким безрассудным отношением к своему и без того слабому здоровью, но потом успокоился, так как мой рассудок посетила мысль о том, что есть у мамы еще силы. Это, безусловно, меня обрадовало. Однако чтобы не выходить из роли, я все же слегка ее отчитаю, так, для наглядности.

Пройдя мимо стола, я заметил раскрытое письмо. Ох, как это я его забыл спрятать? Не дай Бог, мама увидит, такой скандал начнется. Да, ни к чему это. Взяв со стола конверт с листом бумаги, и подойдя к небольшой полке с книгами, я наугад взял том "Войны и Мира" и спрятал их там.

На душе сразу стало спокойнее. С глаз долой из сердца вон. Лучше об этом даже не думать...

Приоткрыв дверь в мамину комнату, я увидел, что она лежит ровно, лицом вверх и спокойно спит. Но, посчитав, что она может и просто лежать с закрытыми глазами, я тихо позвал ее:

- Мам, ты спишь? Мам?

Никакого ответа.

Тогда слегка улыбнувшись и тихо закрыв дверь за собой, я вернулся на кухню. Пока вода в кастрюле с горем пополам достигала ста градусов, я успел почистить и порезать картошку. Когда жидкость все-таки закипела, я закинул в ее жерло картофель, прикрыл крышкой и, подойдя к шкафу, достал оттуда баночку с помидорами. Рацион уже довольно привычный.

Через полчаса ужин был готов. Вскипятив чай, я поставил все это хозяйство на поднос и направился в спальню к матери.

Толкнув ногой дверь, я вошел внутрь. Мать лежала в такой же позе и даже с таким же выражением лица, но я не подал этому значения.

- Ма, ужин готов, давай, покушай, потом спи дальше, а я в огород пойду, - сказал я, ставя поднос на край кровати рядом с ногами мамы.

Никакого ответа. Полная тишина.

- Мам! - чуть громче сказал я и с удивлением посмотрел на нее. - Надо же, как крепко спит. Давно такого не было.

Подойдя к изголовью, я внимательно посмотрел на нее. Бледное лицо, никакого хотя бы самого слабого движения лицевых мышц, грудь не вздымается, не наполняет привычно легкие живительным кислородом...

Проклятье, да она умерла...!

Я в ужасе сделал два шага назад и оцепенел. Затем через некоторое время подступил вновь и поднес ладонь к ее носу.

- Не дышит, - вынес я сам себе вердикт и сел рядом с матерью. - Умерла.

Я безвольно опустился на колени и, коснувшись лицом ее правой руки, бесконтрольно и абсолютно несдержанно зарыдал. Мне было некого стесняться, поэтому я рыдал, рыдал и рыдал...